Поход Ивана-дурака за смыслом
Шрифт:
– Господа товарищи, – заявил Павлин Матвеевич, – внезапно отвечать со спины – это форма агрессии. Во избежание инцидентов, прошу такую практику временно приостановить.
За спиной путников сразу стало пусто.
– Что, прямо совсем-совсем полного отсутствия? – не поверил Иван. – А ну как враги нападут? С ними тоже мир?
– Человек всегда придумывает себе врагов, – ответил ещё какой-то человекопанда; теперь они
– То есть если на вас нападут, вы не будете отбиваться? – продолжал не верить Иван.
– Мы не будем никому причинять вред и ни к кому применять силу, – сказал очередной пандочеловек. – В этом весь смысл.
– Надо же, – Иван так и сел прямо на траву, – и как же это жители соседних урочищ до сих пор к вам не наведались.
– Они нас не видят. В упор. Наше урочище – это невидимый град Китеж.
– Разве мы и так не в Невидимой Руси, – выразил крайнее недоумение Иван.
– У нас тут двойная невидимость. Мы невидимы даже внутри невидимого. Видимость тоже может быть формой агрессии.
– И как же тогда мы вас нашли?
– Вы сами спасались от агрессии и к тому же вы открыты душой нараспашку. Пришли не навязывать что-либо, а наоборот – что-то найти. Поэтому вы нас видите. Там, на Руси видимой, всё, конечно, не так. Миролюбцам приходится много страдать от злых людей. Их почти не осталось, а кто остался, прячутся по скитам да погребам.
– Если вы за мир, то за мир во всём мире или как?
– Само собой. Только мы не боремся за мир, как у вас там бывает. Всякая борьба нам противна. Мы упражняемся в полном ненасилии и непричинении какого-либо вреда кому бы то ни было. То есть своим примером показываем, что такое истинный мир.
– А что если, – каверзно выступил федеральный адвокат, – ненасилие причиняет вред или непричинение вреда оказывается насилием?
Пандолюди переглянулись с дружелюбным подозрением. Кто-то из них всё же ответил.
– Для нас это одно и то же. Разве кто-то хочет сам, чтобы ему причинили вред?
– Ещё как, – торжествовал Брыкля.
– Это тоже форма агрессии, – заключил ещё кто-то из толпы миролюбцев. – Агрессии по отношению к самому себе, переходящей в агрессивные требования к другим.
– Агрессию в сторону самого себя вы тоже признаёте?
– Тут у нас есть разные позиции. Мы их не противопоставляем и друг с другом не спорим, а каждую из них считаем некоторым образом правдивой. Одна позиция – что да, самого себя тоже нужно холить и лелеять, вред себе никаким образом не причинять и ничего делать себя не заставлять. Другая позиция – что так можно с собой поступать, но только в крайнем случае. Этот крайний случай – когда ты должен себя ограничить, чтобы не причинять вред другим. И некоторые из нас доходят до такого самоограничения, что не пользуются никакими вещами, изготовление которых связано с малейшим вредом кому-либо, вешают сеточку передо ртом, чтобы никого ненароком не проглотить, и при ходьбе метут перед собой специальным веничком, чтобы ни на кого нечаянно не наступить.
– Как же они кормятся?
– Подаяниями. А иные и вовсе отказываются от еды и тихо помирают от голода. Особенно если заболели или состарились. Но это, повторю, крайний случай.
– Ну это явный экстремизм, – вынужден был констатировать Павлин Матвеевич.
– Потому мы своё учение и не афишируем, – ответили ему пандоиды-экстремисты. – Всякое навязывание есть зло, а наше учение настолько совершенно, что его показ будет равносилен навязыванию. Тем более что некоторые прямо воспринимают его как вызов и сразу начинают нас задирать и всячески над нами издеваться.
Человекопанды были при этом такие милые, что даже Вындрик не выдержал и стал их поглаживать своей загрубевшей лапой.
– Бедненькие.
– Меня уже начинает подташнивать от них, – прошептал на ухо Ивану Брыкля. – Может, пройдёмся по фотороботу и двинем отсюда. Какая-то невыносимая тут атмосфера. Настоящий правовой нигилизм.
– Нет уж, погодите, – завредничал подслушавший Вындрик, – мне вот интересно. Что это собственно такое – мир этот ваш? Что в нём хорошего вообще? Может, мне нравится драться, толкаться, грызться, кусаться и всё такое.
– Это в тебе клокочет неутолённая злоба. Ты не представляешь, какой блаженный покой наступает, когда все злобные порывы исключены, когда у тебя нет даже мысли противопоставить что-либо чему-либо или кого-либо кому-либо.
– Или кого-либо чему либо, или что-либо кому-либо, – смешно пошутил федеральный адвокат.
Конец ознакомительного фрагмента.