Поход к двум водопадам
Шрифт:
С Людмилой Игоревной мы привыкли работать с учебником, а не «придумывать за автора». Ирина Борисовна всегда просила «своими словами» и уточняла: «Что ты об этом думаешь, что тебе понравилось, интересно было читать или скучно?» Многих это ставило в тупик. Разве скажешь учителю «скучно» про «Капитанскую дочку»? Но Ирина Борисовна не видела ничего катастрофического в том, что «Капитанская дочка» может не понравиться, ведь не могут всем людям на свете нравиться одни и те же книги. Иначе не было бы столько книг. Людмила Игоревна
Ирина Борисовна давала нам такие темы сочинений, что у Людмилы Игоревны случился бы нервный срыв. Например, «Ты становишься получеловеком-полузверем». Я бы хотела получить способности дельфина – слышать под водой и быстро преодолевать большие расстояния. Наверное, я была бы добрее, ведь дельфины спасают утопающих. Этим я бы и занялась – переехала к океану и стала спасателем. А по ночам доставала бы со дна сокровища затонувших кораблей и открыла бы свой музей.
Воображать все это было интересно и, наверное, именно поэтому казалось чем-то неправильным, неподходящим для урока.
Или такое задание: «Напиши себе письмо от лица любого литературного персонажа». Я полюбила переписываться с Велианной, осиротевшей девочкой из повести Варламовой. Королевство, где живет Велианна, разрушено войной и голодом, ее деревня сгорела, никого не осталось, и девочку подбирает странствующий волшебник. Он считает, что, после того что учинили люди, спасти их страну может только магия. Из того страшного и волшебного мира и писала мне Велианна, рассказывая о своих успехах в магии, об осажденных городах и отвоеванных у разрухи и голода жизнях.
Иногда такие сочинения вырастали до рассказов, и мы с Ириной Борисовной обсуждали и редактировали их на большой перемене. В такие моменты я чувствовала себя такой же, как Велианна, ученицей волшебника.
Появление рассказа всегда казалось мне своего рода магией: из ничего вдруг появилось что-то. Но Ирина Борисовна говорила, что это не так уж и трудно, – надо только много читать, много писать и каждый день тренировать воображение. «Однажды воображение будет все делать за тебя, останется только за ним записывать». Это напоминало игру на пианино: занимаешься, занимаешься, а когда уже нет сил, пальцы начинают бегать по клавишам сами собой.
Этот урок вне расписания был моим любимым. Иногда ради рассказа или сочинения я недоделывала математику или недочитывала заданную главу по истории. И, честно говоря, мне не было стыдно.
Обычно в автобусе хорошо придумывалось. За четыре остановки от школы до дома я успевала сочинить памятку для школьников с другой планеты и ответить на самые разные «а если бы…». Но сегодняшнее задание никак не давалось. Воображение было серое и потухшее, как будто у него кончилась зарядка. Оно в общем-то и не нужно, чтобы написать о себе. Только вот что писать-то?
Со мной не происходило ничего, о чем стоило бы рассказать, а о некоторых вещах даже заикаться было неприлично. Многое мне хотелось закопать поглубже и уйти, не оставив опознавательных знаков.
Вспомнилась недавняя контрольная по алгебре. Когда я вошла в кабинет, Эммы Николаевны еще не было, а Троша, как всегда, затевал соревнование по армрестлингу. Ущипнуть девочку, оскорбить одноклассника и армрестлинг – вот полный список Трошиных увлечений.
– Эй, Туберкулез, давай сразимся!
Антон, в этот момент повторявший формулы перед тестом, даже не поднял головы от учебника: он научился до последнего игнорировать Трошу. Остальные мальчишки с нетерпением ждали, кому же сегодня выпадет роль проигравшего (победить Трошу, с его-то кулаками, еще никому не удавалось). Это была типичная мальчишеская игра. Девочки болтали о чем-то своем и не обращали внимания на другую половину класса.
Я попыталась тихонько проскользнуть мимо, но Троша среагировал на движение и, как змея, в один бросок преградил мне дорогу.
– Привет, Вер, как поживаешь?
– Нормально. Можно пройти?
– Конечно! Проходи, пожалуйста. На урок торопишься, да? Давай скорей, скорей!
Дима и Костя загоготали. Троша с поклоном уступил мне дорогу. Я знала, что он задумал, но не смогла бы предотвратить этого, даже если бы пустилась бегом. Он шлепнул меня по бедру. Раздалось несколько смешков. Я обернулась и увидела его самодовольную рожу: тонкие злые губы сложились в трубочку и выпустили звонкий поцелуй.
Я устремилась на свое место. Зяблик даже не оторвалась от телефона, когда я села рядом. Сделала вид, что отныне я для нее не заметнее тени от парты. Впереди, тоже уткнувшись в телефоны, сидели Русакова и Щукина.
– Тубер сегодня какой-то коматозный, пускай отдыхает, – смилостивился Троша. – О-о, Диман, давай ты!
– Не, – виновато отозвался Дима и потер запястье, – я вчера руку вывихнул.
– Что ж ты такое делал? – заржал Троша.
Дима хмыкнул и отвернулся.
– Ладно, мужики, давайте, кто смелый?
Смелых не нашлось. Только неуверенные улыбки, переглядывания, ужимки. Что мешало им просто отказаться, их же было семеро?!
– Давай со мной! – выступил вперед крошечный, похожий на суслика, но слепо преданный Троше Стёпкин. Наверное, считал, что они были друзьями.
Троша снисходительно ухмыльнулся:
– Ну давай! Что ставишь?
– Ну… презентацию по истории, – с надеждой предложил Стёпкин.
– Мелковато. Скачать я и сам могу.
Стёпкин порылся в карманах, вытащил полпачки жвачки.
– Хорошо, что не «чупа-чупс», – прокомментировал Троша.
Мальчишки зашлись от хохота. Бедный Стёпкин тоже весело рассмеялся своему невеликому богатству.
– Эх, несерьезные вы люди! – посетовал Троша, но, за неимением лучшего предложения, согласился на презентацию и жвачку.