Поход клюнутого
Шрифт:
– То-то вижу, как фигурно стену уделал, – пробурчал Бинго. – Хочешь заказ, Филион?
– Хочу, сударь! Изволите натюрморт, портрет или, может, пейзаж?
– Мне надобно на щит нанести герб и девиз. Причем к утру, ибо завтра нам спозаранку в путь, а в пути без герба тяжко приходится, всяк прицепиться норовит и обидеть сироту.
– О, геральдическая роспись! Вы делаете мне честь, сударь, и мне даже неловко, что наше знакомство началось столь... непринужденно.
– Так возьмешься или мне кого другого поискать?
– Берусь конечно же! Металл на финифть, финифть на металл,
– Пшеница, еще рожь иногда, а однажды слыхал, что береза стояла. – Бинго озадаченно оглянулся на Торгрима за поддержкой, но дварф, коварно ухмыляясь, развернул пони и поехал прочь. – Ты чего мне втираешь, рисователь? При чем тут поле?
– Я хотел спросить, сударь, что должно быть изображено на гербе.
– Э-э-э... Торгрим?..
– Сам, сам. – Торгрим махнул ладонью. – Я покуда прокачусь дальше по улице, посмотрю, где бы нам самим остановиться. Никуда не девайся с этого самого места! Или, по крайней мере, следы оставляй.
– Ну, как скажешь. – Бинго недобро ухмыльнулся и подмигнул Филиону. – Это ж ему со мной ехать. Рисунок, говоришь...
– И девиз, сударь. У меня каллиграфический почерк, что очень удачно, поскольку девиз на щите рыцаря – это, почитай, его приветственная речь, обращенная к каждому встречному! Лучше, если она выглядит внушительно и легко читается.
Бинго призадумался на краткий миг и почти сразу же расплылся в широкой ухмылке. Снял с седла щит из оружейной Амберсандера и кинул его в руки художнику, а следом и сам спрыгнул наземь.
– Зайдем-ка, чтоб не всухую обсуждать искусство, – предложил он, пошарил за поясом и выудил еще одну утаенную от Торгрима серебрушку. – Только лосей привяжем, а то бегал я тут за одним, такого навидался...
Дварф вернулся через полчаса, заглянул в таверну и обнаружил там картину как минимум неожиданную – Бингхам и Филион в окружении доброй дюжины завистливых художников и, главное, почти полного пивного жбана сидели над щитом и черкали по нему мелками. Гоблин, по своему обыкновению, упрел и то и дело смахивал со лба обильный пот, а юный живописец то краснел, то бледнел, доказывал что-то, тыкал перстами в самые разные стороны и вообще, похоже, пытался как-то спорить. Торгрим помимо воли хмыкнул – по себе уже знал, каково пытаться Бингхама переубедить.
– Пошли уже, сэр рыцарь, – потребовал дварф ворчливо. – Не мешай художнику творить. Я обследовал здешние постоялые дворы и даже внес предоплату в столь вожделенном тобой «Ресторацио», ибо в остальные войти так и не смог – столько там всякого отребья.
– Ну и пойдем. – Бинго отбросил мелок и поднялся с лавки. – Понял меня, Филион? Чтоб все было, как заказано, иначе ни гроша не получишь, еще и сам щит о тебя изломаю.
– Обидеть художника может каждый, – с печальной гордостью посетовал живописец.
– Это меня каждый, а тебя даже я.
– Сударь, я в последний раз заклинаю...
– Чур меня! Своих солдатиков заклинай, чтоб ночью барона изводили топотом. А я точно знаю, чего хочу.
– Амазонку на
– Пальцем в небо, дружище. На шиша мне амазонка на щите, от меня отвернутом? Я ж ее видеть не буду!
– Но я-то буду.
– О! Ну, тогда надо тебе тоже щит завести и вот на него как раз амазонку. Мы сошлись на двух монетах за работу, имей в виду.
– Ого ж. За два серебряка можно купить цельный щит, да не деревянный, а железный, с уже готовым гербом!
– Абы какой герб мне ни к чему. – Бинго гордо шмыгнул носом. – Уж заводить, так герб правильный, отражающий, так сказать, мою внутреннюю сущность... умеют красиво говорить эти изобразители! Филион и за одну брался, но только свою какую-то ерунду – единорогов там, львов, леопардов, кресты и башни. А который мне надо – поначалу отказывался, упирал на то, что под такою работой и подписаться не решится, а стало быть, ее не включить в портфолио... что такое портфолио?.. видел портфелио – с ним один гном-бухгалтер ходил, такой мешочек плоский кожаный... В общем, огляделся, увидел, сколько вокруг этих, как он их назвал... стяжателей-конъюнктурщиков, и согласился на любой каприз за двойную цену.
– Это что ж ты ему такое заказал?
– Латную перчатку. Такую видал у одного железнобокого, внес кое-какие поправки, чтоб точнее отражала внутреннее все.
– А что в ней такого ужасного?
– Занги его знает, чего он такой нервный. Может, били его такими перчатками. Мне чего? Как говорил тот, в чьей шляпе ты щеголяешь, легко пришло, легко уходит, а герб – он надолго останется, вот как татуировка.
Бинго задрал оплечье и продемонстрировал своего дракона – в сумерках, правда, видно было неважно, а освещены прузенские улицы были очень фрагментарно, но дварф разглядел и даже присвистнул с уважением, оценив мастерскую работу.
– Что сие значит?
– Дракона победил.
– Что, вот ты? Насмешил до смерти?
– Нет, почему же – упупил физически.
Торгрим остановился как вкопанный.
– Слушай, ты не завирайся. Я драконов видал, мы на одного как-то всем кланом ходили, страсть сколько народу полегло, прежде чем наши катапульты его одолели! Одному против дракона делать нечего!
– А я вот одолел, и ничего.
– Мечом-кладенцом?
– Каменюкой.
– Скалу на него уронил?
– Да нет, нормальный такой булыжник, с твою вот голову. Поднял, бросил, вся недолга.
– Да что ж ты врешь-то?! Дракон от такого и не почешется!
– Мой и не чесался, просто умер.
– Уже при смерти, что ли, был?!
– Мне показался вполне здоровым. – Бинго сокрушенно вздохнул. – Почему тебе во все нос сунуть надо? Не можешь просто поверить?
– В такое – не могу! Я дракона видел вот как тебя, у него когти в толщину больше были, чем я в высоту, мы в него бревнами из тридцати катапульт стреляли, яда извели дюжину бочек!
– А все потому, что правильного момента выбрать не умеете. Не хочешь – не верь, тогда я и про то, как однажды залез в гарем дэмальского шейха, не стану рассказывать.