Поход Командора
Шрифт:
– Командор! «Лань» заметила парус. Идет на сближение!
Хорошая вещь – рация!
На квартердек я взлетел метеором. Показалось, судьба вняла тайным желаниям и решила больше не откладывать долгожданную встречу. Хотелось рявкнуть нечто бодрящее, нецензурное, а затем изменить курс корабля. До настоящего штурмана мне далеко, однако я вынужденно нахватался вершков навигации и кое-что рассчитать умею.
Даже распорядиться не дали.
Я еще только подходил, как Валера уже положил фрегат на новый галс. Глаза находившегося
Нет, Валера не жалеет, что сам вызвался в поход. Только любой поход должен когда-нибудь заканчиваться объятиями любимых.
Тем более когда поход последний.
А на палубе Женя старательно поет охрипшим голосом. И чего он в последнее время привязался именно к этой песне? Или его подбивает Ширяев? Так сказать, концерт по заявкам?
Но как возразить, когда дается настрой к бою? И хороший настрой. С таким не отвернешь, даже если противника намного больше. А уж какой-то Ягуар с одной бригантиной…
Ну, нет! Больше убитых друзей не будет. И враги обойдутся без воронья и гробов. Акулы да соленая вода – этого вполне хватит не на одну бригантину.
А воронье… Не много ли чести?
27
Наташа. Новая пленница
Время давно застыло. Дни и ночи не спешили сменять друг друга. Никаких событий здесь не было. Даже Юля притихла, утратила прежний задор и стремление к борьбе. А уж что происходило снаружи, не поддавалось разгадке.
Корабль то стоял в порту, то плыл. Но в каком порту? Куда плыл? Ничего не известно.
Складывалось впечатление, будто пираты позабыли о цели похищения. В противном случае они давно доставили бы пленниц в некое место, а сами диктовали бы Командору условия выкупа. Не из-за красивых же глаз Ягуар провернул дерзкую операцию!
А тут прошло столько времени, а плавание продолжается. Или пленниц хотят доставить в Европу? Но смысл?
Опасность страшит. Да только подобное заточение на тесном пространстве не менее ужасно. Не физическим страхом, уж убивать-то никто не будет. Страшно, когда в монотонности и неизвестности костенеет душа.
Наташе в чем-то было легче, в чем-то тяжелее. Срок был большой, и порою женщину умиляло шевеление плода внутри, толчки, упирающаяся в живот ножка…
Беременные склонны к самосозерцанию. Наташа не была исключением. Порою она часами вслушивалась в одну из величайших тайн на земле, в тайну зарождения жизни. Иногда она делилась происходящим с подругами по несчастью, и те радовались вместе с ней. Искренно, забывая о себе и тяжелом положении, в которое они попали.
Однако приближение срока поневоле заставляло задуматься о будущем.
Будущее представлялось таким же безрадостным, как и настоящее. Надежда на Сергея не позволяла впасть в отчаяние, однако долгое заточение принесло некоторые плоды. Свобода казалась чем-то недостижимым, эфемерным. Конечно, она наступит. Рано ли, поздно, Сережа отыщет их и сполна воздаст похитителям. Вот только когда?
Только каюта, явно тесноватая для троих, да качка. Порою слабенькая, порою близкая к штормовой.
Впрочем, штормовая тоже бывала.
Наверху затопали сильнее обычного. Там явно что-то происходило. Но всевозможных авралов было столько, что это не особо впечатлило пленниц.
Одинокий выстрел тоже остался почти без внимания. Не первый и не последний. Может, кто с ума сошел, может, по альбатросам палит, а то и одним флибустьером стало меньше. Насколько знали женщины, расправа с провинившимися частенько была короткой.
Пленницы по-настоящему всполошились, когда в коротком коридорчике затопало слишком много ног. Они уже привыкли: матросам на ют вход разрешен лишь в чрезвычайном случае. Что-то сообщить, что-то принести. Изредка – прибрать. Толпа ввалилась в коридор в первый раз.
Дверь отворилась, заставив женщин вздрогнуть. Юля машинально поднялась, встала так, чтобы прикрыть свою подругу.
Даже толстая негритянка напряглась с таким видом, словно собиралась броситься в бой.
Коридор скрывался в полумраке. Было видно – людей действительно много. Только лиц было не разобрать.
Один из флибустьеров влетел в каюту. Вначале показалось – сам, однако ругань, смешки и траектория полета свидетельствовали о насильственном вталкивании.
Пират едва не впечатался в борт, и лишь вовремя выставленные руки удержали от удара всем телом.
Дверь сразу захлопнулась. С той стороны лязгнул поворачиваемый ключ.
Свет из крохотного окошка упал на влетевшего. Женщины вздрогнули еще раз.
Перед ними стоял капитан Ягуар, или, точнее, леди Мэри собственной персоной.
Большего разглядеть сразу не удалось. Ягуар стремительно повернулся, подскочил к двери, попытался дернуть, потом толкнуть. Убедился, что закрыто, и выкрикнул:
– Шакалы! Немедленно выпустите! Мой отец вас всех перевешает! Руки-ноги отрубит! Утопит! На части разрежет!
– Скажи отцу спасибо. Если бы не он – давно бы тебя к акулам отправили! – донесся голос с той стороны двери.
– А так не только не тронули, но и к бабам посадили! Хочешь – развлекайся! Ты у нас смелый! Санглиера не боишься! – ехидно добавил другой.
В коридоре заржали.
Ягуар ударил по двери обеими руками, как будто от этого она могла открыться.
– Крысы!
Лишь сейчас женщины заметили, что на их похитителе нет ни шпаги, ни перевязей с пистолетами.
Зато шляпа каким-то чудом удержалась на голове. Видно, пираты в самом деле побаивались отца капитана и старались не причинять зла сверх необходимого.