Поход
Шрифт:
– А в чем хитрость?
– прищурился он.
– В том, что я пока сам не знаю, сработает ли.
– Вот как!
– Вот так. Я про такую систему из книг узнал, ее раньше в артиллерии пользовали, в старом мире, откуда мы. Нарезные пушки там были прошлым веком, делали гладкоствольные. Это когда научились стволы подгонять точно.
– А смысл?
– поднял он задумчиво густые брови.
– Смысл проще некуда - снаряд в нарезах тормозится. Равно как и пуля.
– Зато потом не кувыркается, - пожал он плечами.
– Если стабилизатора нет, - согласился я, затем нагнулся к чертежу, взяв со стола карандаш.
– А так смотри: делаем под двенадцатый калибр остроконечную стальную пулю, с нормальным стабилизатором. Вот она. Так?
– Ну, - кивнул Дарри.
– Дальше делаем для нее четыре вот таких мягких отливки, и в них берем пулю как в скорлупу, чтобы ствол изнутри сталью не драть. Так?
Я обвел карандашиком нужное место на чертеже.
– Верно, иначе стволу кранты, - согласился Дарри, разглядывая чертежи.
– Ствол еще без чока [45] нужен.
45
Чок - сужение ствола на выходе. Бывает, применяются съемные чоки.
– Вот и я говорю. А так пуля до конца ствола пойдет в свинцовой оболочке, затем вылетит… вот эти маленькие загогулинки видишь? Тут чуть наискосок взято?
– Ага, вижу. Зачем?
– нахмурил он брови.
– Затем, что аэродинамику учить надо, - покровительственно сказал я.
– Пуля вылетает, и вот эти четыре дольки, что сердечник оперенный защищают, начинают помаленьку расходиться в стороны. А сам сердечник, то есть пуля, за счет большого стабилизатора летит прямо.
– А смысл?
– повторил Дарри, пожав плечами.
– Ну выиграешь ты чуть-чуть скорости, одну десятую, не больше.
– Вот и хрен ты угадал, каменная голова. Думай лучше.
– Чего это лучше? Сам дурак, - обиделся Дарри.
– Объясни нормально, а то в зубы дам.
– Вот вечно с вами, гномами, так - в зубы, в зубы… Сюда смотри. Вот рисую… Канал ствола, вот из него пуля вылетает. Пуля тяжелая, ствол гладкий, обтюрация [46] не полная, немного теряется скорость… вот она вылетает, а ей газы под задницу, вот сюда. Как пенделя. Она и закувыркалась.
– Ну это если пороха переложить в патрон!
– заспорил Дарри.
– Если не перегружать, то никакого пендаля не будет.
46
Обтюрация - герметизация ствола, дабы выхлопные газы не вырывались ни вперед, ни назад.
– Именно! Золотая голова ты у меня.
– А врал, что каменная, - попенял он мне.
– Рудное золото, еще не добытое, - отмахнулся я.
– Пока все больше порода. Пустая.
– Поболтай у меня.
– Болтаю, - кивнул я и погнал дальше карандаш по чертежу.
– Значит, если пуля у нас стабилизированная, а по стволу движется в коконе, то мы можем не бояться увеличить навеску пороха. Ты сколько кладешь?
– Если казанский порох, то ровно малую марку. [47] Тютелька в тютельку.
47
Малая марка – 2,3 г.
– Попробуй полторы положить.
– Закувыркает!
– вскинулся он.
– А вот хрен в зубы! Стабилизатор не даст! Главное, на поддончик ее аккуратненько так… Полетит раза в полтора быстрее - и по настильной траектории. Вот так.
Я быстро нарисовал на листе вычисленную траекторию полета пули. Затем нарисовал четыре расходящихся пунктира в стороны, изображающие доли оболочки, отвалившиеся от пули после вылета из дула.
– Погодь, погодь… - остановил меня гном.
– Это что получается… Значит, ты хочешь, чтобы твой сердечник бил далеко, как винтовка, а заодно любой доспех прошибал, недаром ведь ты стальной просишь. Так?
– Верно, - кивнул я.
– А если близко залупить, то кроме сердечника ты всаживаешь еще четыре кривые картечины, эдак по три малой марки каждая весом, так?
– Верно, - подтвердил я.
– Кусочки эти начинают понемногу в сторону отходить, и если метров с десяти в кого-то закатать, то как картечью выйдет. В середине одна бронебойная - и по краям четыре мягкие. В общем, если я все правильно посчитал, то получим такой патрон, которым из ружья можно стрелять точнее, чем из винтовки на расстоянии, а если близко, то ружье ружьем и останется - все кишки размотает.
Дарри молчал минут десять, перекладывал листы, сопел, даже достал из стола штоф водки, налил, не глядя, две серебряные рюмки, мы выпили. Затем он сказал, постучав широченной короткопалой ладонью по чертежам:
– Может сработать. Варит у тебя в стрелковом деле котел, Сашка. Завтра сам займусь, а патроны с разной навеской снаряжу. Послезавтра испытаем. Если все выйдет как надо - озолотимся. А с чего это ты вдруг придумал?
Ну Дарри еще озолачиваться - так вообще в деньгах утонуть. А мне не помешает. Ответил же так:
– Да с того, что мне приходится из хорошего ружья обрез делать, чтобы его вместе с карабином носить. Карабин для дали, обрез для близи. Надоело. А так получится, что одно ружье для любой охоты.
– Я так и думал. Займемся с тобой завтра.
– О процентах с кем договариваться?
– Если сработает, то с Варой. Ей практика полезна.
– Понял, договоримся, - легко согласился я.
ГЛАВА 11,
в которой герой опять идет в баню, но не размышляет, а слушает речь о справедливости мироустройства
Гномья баня - это вроде как турецкий хамам, который пришлые и в новом свете воскресили, хоть все больше и аристократы. Мы, простые люди, в русскую ходим. Но в гномьей пару еще больше, и жарче там, чем в турецкой. Непривычный не высидит. Одной же из основ моей нынешней дружбы с Дарри стало то, что больно уж я баню люблю и жар терплю легко.
Парятся гномы степенно, с едой, пивом, без девок. А девки в бани своими компаниями ходят. У каждого рода своя баня, которую улучшают, как могут, в которую гостей водят и которой гордятся. Хоромы, а не бани, в общем.