Походка пьяницы

Пол Фредерик

– Но зачем?

– Зачем? Мне так хотелось.

Она зевнула, став еще милее, и извинилась за свой поступок улыбкой, а потом повернулась расправить покрывало на постели.

Конут, глядя на нее со спины, как будто бы никогда не видел в лицо, отметил два неправдоподобных факта.

Первый тот, что эта девушка красива. На ней было надето очень мало – только ночная рубашка и пеньюар, так что не оставалось сомнений в совершенстве фигуры; она также не была накрашена, что позволяло оценить лицо. «Хороша. Поразительно, – сказал себе Конут, ощущая внутреннее волнение, – поразительно, но я очень хочу быть с ней».

И это привело его к осознанию второго, еще более неправдоподобного факта.

Он выбрал Лусиллу, как покупатель выбирает кусок мяса для жаркого. Он диктовал ей, что делать; как только мог, методично и планомерно разрушал всякую возможность возникновения пылких и неожиданных удовольствий. Однако это ему не удалось – какое счастье!

Конут смотрел на Лусиллу и сознавал: существует нечто, не входившее в его расчеты. Он не мог и предположить, что девушка страстно любит его.

Тук-тук…

Лусилла потормошила Конута, и он проснулся окончательно.

– Кто это? – сердито воскликнул Конут. Лусилла за его спиной состроила гримасу – милую, забавно-высокомерную карикатуру на него самого, так что, когда утренний дежурный заглянул в дверь, Конут вовсю улыбался ему.

«Ну и чудеса», – подумал дежурный и робко сказал:

– Уже восемь часов, Мастер Конут.

Конут натянул одеяло на голое плечо Лусиллы и сказал дежурному:

– Выйди.

Дверь захлопнулась, и прямо против нее шлепнулась одна из розовых тапочек Лусиллы. Она подняла и вторую, чтобы отправить вслед за первой. Конут, посмеиваясь, мягко поймал ее за руку, а она повернулась к нему, сдерживая смех, поцеловала и отскочила.

– И больше не засыпай, – предупредила она. – Я ухожу на занятия.

Конут откинулся на подушку.

«Прекрасное утро, – подумал он, – возможно, мир прекрасен на самом деле». Просто удивительно, сколько в нем оказалось оттенков и ярких красок, которых он не замечал прежде или о которых давно забыл. Он видел перед собой девушку, непостижимо ставшую частью его жизни, частью, присоединившейся к нему без следа швов и рубцов в том месте, где он никогда не предполагал утрату. Она легко двигалась по комнате, время от времени бросая на него взгляд; и если она в этот момент не улыбалась, как обезьянка, то только потому, конечно, что именно сейчас в улыбках не было никакой нужды.

Да, сегодняшним утром Конут был очень доволен жизнью.

Лусилла одевалась быстро-быстро, даже слишком.

– Мне кажется, ты слишком торопишься уйти, – сказал Конут.

Лусилла подошла и села на край кровати. Даже в студенческой форме она выглядела прекрасно. Была еще одна удивительная вещь.

Как если бы чаша под покрывающей ее эмалью оказалась из чистого золота – те же цвета, та же форма, но внезапно то, что казалось фабричной работой, стало произведением искусства.

– Это потому, что я тороплюсь вернуться, – ответила Лусилла.

Она взглянула на него с нежностью и спросила еще раз:

– Ты ведь не будешь больше ложиться?

– Конечно, нет.

Она слегка сдвинула брови, он ответил ей ласковым взглядом; оба вспомнили причину, по которой он в первую очередь нуждался в партнере, ту, старую причину.

– Ну, ладно.

Лусилла поцеловала его, поднялась, взяла со стула брошенную там сумку и книги. Она тихонько напевала строчки из мнемонической песенки: «Двойки столкните и тройки столкните: вот Сито Эратосфена. Когда улетучатся кратные…»

– Конут, ты уверен, что больше не заснешь?

– Уверен.

Она кивнула и, колеблясь, оперлась рукой на дверь. Затем сказала с сомнением:

– Может, все-таки примешь взбадривающую таблетку?

– Хорошо, – ответил он, радуясь, что к нему придираются.

– И лучше бы тебе начать одеваться. До твоей первой лекции осталось полчаса.

– Знаю.

– Хорошо, – она послала ему воздушный поцелуй и улыбку и вышла.

В комнате стало очень пусто. Но все же не так пусто, как было много дней и ночей до этого.

Конут послушно встал, нашел коробочку с таблетками – регуляторами сна – двух цветов, красного и зеленого, принял одну и вернулся в постель. Он чувствовал себя прекрасно, как никогда.

Конут расслабленно откинулся на подушку, наслаждаясь покоем. Он пользовался будильником, а теперь будильник заменила жена. Потягиваясь и зевая, он улыбнулся низкому кремовому потолку. Какая замечательная выгодная сделка! Какой у него теперь великолепный будильник!

Это напомнило ему о времени – он взглянул на часы, но затем снял их с руки, а настенные часы не попадали в поле его зрения. Не имеет значения – возбуждающая пилюля не даст ему больше уснуть. Общеизвестно, что под действием таких пилюль время течет быстро. Кажется, он лежит так уже полчаса, а на самом деле это все действие таблетки, прошло не более пяти минут.

Хотя…

Он заглянул в маленькую коробочку с отделениями. Хорошо, что она под рукой – вторая таблетка удвоит гарантии.

Конут проглотил пилюлю, снова улегся и зевнул. Его беспокоила какая-то мысль, что-то о пилюлях…

Он повернул голову, вздохнул, глубоко задышал. Да, Лусилла лежала на этой подушке. Именно так и было. Лусилла, оставившая здесь свой аромат. Прекрасный запах, прекрасное имя. Чудесная девушка. Он поймал себя на том, что снова зевает.

Зевает?

Он снова зевает!

Конут раскрыл глаза, что было довольно трудно, и попытался повернуть отяжелевшую голову. Зевота! И это после двух взбадривающих пилюль – а может, трех или шести?

История повторяется!

Красные пилюли для бодрствования, зеленые для сна. Зеленые, Конут мысленно всхлипнул, он принимал зеленые!

Он попался.

О Боже, беззвучно хныкал Конут, о Боже, почему именно сейчас? Почему это продолжается, хотя теперь обо мне есть кому позаботиться?

Глава 9