Похороны империи
Шрифт:
Горбачев перечитал последние сообщения из Грозного и тяжело вздохнул. Ему не хотелось даже злорадствовать, уже не оставалось никаких сил. Пусть чеченец Хасбулатов, избранный от Грозного в Верховный Совет РСФСР, решает проблему своих земляков, с какой-то странной опустошенностью подумал Михаил Сергеевич. Он не желал признаться даже самому себе, что устал. Очень устал от этого ежедневного обилия материалов о кровавых конфликтах по всей территории бывшего Союза. В Грузии вообще творится непонятно что. Там грузинская оппозиция требует отставки Гамсахурдиа. И он еще считает себя президентом – за такой короткий срок успеть разругаться со всеми автономиями в собственной республике и настроить против себя всю грузинскую интеллигенцию… Горбачев знал о некоторых безумных высказываниях Звиада Гамсахурдиа. Этот сын классика грузинской литературы, знаток Бодлера, однажды сказал про осетин, что они «мусор», который не должен интересовать
Среди документов, которые принесли Горбачеву, было и сообщение о смерти Георгия Павлова, работавшего управляющим делами до Николая Кручины. Последний выбросился из окна сразу после августовских событий, написав записку: «Я – трус». Но восьмидесятилетний Павлов выбросился через полтора месяца, когда все должно было немного успокоиться. Горбачев лично его знал. Он опять отложил папку. Нужно запретить публиковать подобные материалы. Баранников регулярно присылал ему данные о бывших партийных работниках и коммунистах, уходивших из жизни в эти месяцы. Сам Баранников не решался их нигде публиковать или показывать. Но сообщение о смерти Павлова опять будет во всех газетах. Он тоже был управляющим делами ЦК КПСС. И теперь все снова начнут говорить о «золоте партии». Горбачев прекрасно знал, что никакого тайного «золота» нет. Никому бы и в голову не пришло создавать какие-то закрытые или тайные счета. Счета, конечно, были. И в Москве, и в Швейцарии, и в американских банках. Но все под строгим учетом управления делами, и никаких секретов от высшего руководства партии. Никто даже подумать не мог, что ЦК КПСС будет закрыт, документы будут опечатаны, а следователи начнут проверку всей финансовой деятельности партии. Но никаких особых счетов все равно найти не удалось. Хотя для обнаружения закрытых счетов и возможных анонимных банковских ячеек привлекли даже западных специалистов, специализирующихся на подобных поисках.
От мыслей его отвлек телефонный звонок.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич, – услышал он знакомый голос Бакатина.
– Здравствуй, – ответил Горбачев. – Что еще у вас случилось?
– Ничего. Я хотел вас проинформировать о работе Первого Главного управления. У меня были несколько руководителей. Они считают, что Панкин не должен так настаивать на отзыве всех наших сотрудников из МИДа. В конце концов, это главная задача всех дипломатов – информировать руководство своих стран о положении в государствах, где они работают. Мы не можем убрать всех наших сотрудников, это просто нереально.
– Я поговорю с Панкиным, – согласился Михаил Сергеевич. – Но ты ведь знаешь, что с вашей разведкой мы уже все решили. Вот пусть новый руководитель и занимается их проблемами. Мы назначим тебе первого заместителя.
Он положил трубку и задумался. После Шеварднадзе и Бессмертных пришлось назначить Бориса Панкина. На него возлагались такие большие надежды, а он их совсем не оправдал. Дипломаты возмущены «охотой на ведьм», которую он устроил в Министерстве иностранных дел. А теперь еще и скандал с разведкой. Многие считают Панкина явно неудачной кандидатурой. Нужно подумать о его замене, хотя понятно, что снова будут проблемы с подходящим кандидатом. К тому же говорят, что он пьет. Горбачев раздраженно посмотрел на телефон. Может, прямо сейчас и позвонить? Хотя Панкин отсутствует, он в Нью-Йорке, на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Конечно, его найдут, если Горбачев захочет с ним связаться, но этот разговор можно отложить до его возвращения. Он не стал говорить Бакатину, что и его руководство не вызывает у профессионалов особого восторга, а некомпетентность Бакатина уже стала притчей во языцех. Взялся он за дело достаточно энергично, уже успел уволить целую команду бывших высокопоставленных генералов, обвинив их в близости к бывшему председателю Крючкову, хотя все понимали, что проработавший в руководстве КГБ много лет Крючков, так или иначе, был связан со всеми выдвижениями в этой организации за последние четверть века. Даже оставшиеся офицеры были крайне невысокого мнения о работе нового председателя. Горбачев хорошо относился к Бакатину, и ему не хотелось менять его на другого руководителя органов безопасности, тем более что с поиском подходящего кандидата тоже были бы проблемы: «Люди меняются», – с огорчением подумал он. Для него самым большим шоком было поведение академика Дмитрия Лихачева. В глазах самого Горбачева и его супруги Лихачев был символом интеллигентности и порядочности. Именно с подачи Раисы Максимовны были созданы Фонды культуры в Союзе и во всех республиках. Советский фонд культуры возглавил Лихачев. Раиса Максимовна была в восторге от его эрудиции и интеллекта. И все эти годы Лихачев возглавлял Фонд, пробивая все новые и новые проекты. Раиса Максимовна часто звонила мужу прямо из кабинета
Именно Лихачев одним из первых обратится к Ельцину сразу после августовских событий. Он сделает нужные выводы, понимая, что вернувшийся Горбачев уже обречен, а его супруга более никогда не будет пользоваться прежним авторитетом и влиянием. И он отправится к Ельцину с просьбой о переименовании Советского фонда в Фонд культуры России. Ельцин примет и благосклонно даст согласие, не подозревая, что в России уже существует Российский фонд культуры, одно из подразделений Советского фонда. Начнется неприятная тяжба между двумя Фондами. Лихачев обвинит Проскурина в том, что его Фонд разворовывает музейные ценности, занимается коммерцией, не уделяет должного внимания культуре. Все эти обвинения соответствовали действительности, но маленький нюанс заключался в том, что у Советского фонда культуры благодаря щедрой и влиятельной покровительнице не было никаких проблем – ни с помещениями, ни с финансированием, ни с техникой, ни с людьми. А Российский фонд культуры, который возглавлял Проскурин, должен был самостоятельно находить деньги и вынужденно занимался коммерцией. Но обвинения прозвучали, и, конечно, все это закончилось отчуждением всего имущества в пользу бывшего Советского фонда мира. Спустя много лет Горбачев однажды расскажет об этом. Поведение Лихачева потрясло его и Раису Максимовну больше, чем предательство многих соратников.
«Люди меняются», – в который раз подумал Горбачев. Ему доложили, что пришел Евгений Максимович Примаков. Горбачев обрадовался: кажется, этот академик один из очень немногих, которые не меняются и не изменяют своим взглядам. Несколько дней назад он был на приеме у Горбачева и рассказал о недовольстве целого ряда руководителей Первого Главного управления КГБ СССР действиями Панкина. Горбачев специально затребовал материалы по этому ведомству. Во всем мире разведка и контрразведка работали в разных учреждениях. В США это были ЦРУ и ФБР, а в Великобритании – МИ-5 и МИ-6. Такая практика существовала везде. Нужно было решиться и пойти на разделение монстра КГБ на целый ряд автономных подразделений. Из КГБ уже забрали управление охраны, затем взяли управление спецсвязью, создав отдельное ведомство, вычленили пограничников, убрали архивы. Теперь следовало раз и навсегда разделить разведку и контрразведку. Примаков тогда согласился с этим мнением. И вот сейчас Горбачев вызвал его для важного разговора.
Он пожал руку вошедшему, предложил сесть и сразу напомнил о том разговоре, который у них состоялся несколько дней назад.
– Ты тоже предлагал разделить разведку и контрразведку. Мне дали справку, что во всем мире это различные учреждения.
– Конечно, – согласился Примаков, – только нужно предложить туда очень проверенного человека. Там будет столько секретов, на которые нельзя ставить непроверенного политика. – Он не сказал про Бакатина. Он вообще никогда не критиковал своих коллег, не позволяя себе подобных мелочных уколов. Для этого Примаков был слишком большим эпикурейцем, любившим жизнь, и порядочным человеком.
– Мы нашли такого человека, – усмехнулся Горбачев, – хотим предложить ему возглавить новое ведомство. Всю бывшую разведку Советского Союза.
– Это не вся разведка, – добродушно заметил Примаков, – есть еще военная разведка Генерального штаба. Главное разведывательное управление.
– Вот видишь, как ты все хорошо знаешь, – рассмеялся Михаил Сергеевич. – Некоторые наши генералы до сих пор уверены, что мы с Александром Николаевичем агенты ЦРУ. Иногда еще и Эдуарда Амвросиевича вспоминают.
– Про меня такого не говорят, – усмехнулся Примаков.
– Не говорят, – согласился Горбачев, – говорят, что ты, Евгений Максимович, генерал КГБ. Слишком уж много закрытых поручений выполнял. Часто ездишь к Саддаму Хусейну, бываешь у Каддафи, Хафиза Асада, общаешься с Ясиром Арафатом, всех даже не упомнишь.
– Генералом не стал, – продолжал улыбаться Примаков, – но поручения действительно выполнял. В том числе и ваши, Михаил Сергеевич.
– Это я помню, поэтому и пригласил тебя. Хочу предложить пойти туда руководителем разведки.
Примаков удивленно замер. Неужели президент говорит серьезно?
– Ты сам сказал, Евгений Максимович, что туда нельзя ставить непроверенного политика, – на этот раз усмехнулся Горбачев.
– Нельзя, – согласился Примаков, – но у меня нет воинского звания.
– Мы можем дать тебе звание, – предложил Михаил Сергеевич.
– Лучше останусь штатским, – ответил Примаков и задумался – предложение было достаточно необычным.
– Я могу подписать приказ о твоем назначении первым заместителем председателя КГБ и руководителем Первого Главного управления, – сказал Горбачев. – Войдешь в курс дела, осмотришься. Если действительно необходимо, то мы разделим КГБ на две организации. Бакатину одному трудно справиться с таким монстром. Ему нужно помочь.