Похороны ведьмы
Шрифт:
Он вскочил и побежал поперек покрытого редкой растительностью склона. Согнувшись в три погибели, стиснув обеими руками то место, где болело больше всего и где вопреки законам анатомии рождался гортанный крик. Он мчался как сумасшедший и орал что было сил. Лишь пробежав почти четверть мили, он перестал орать. К счастью, район был пустынный, и никто, движимый инстинктом самосохранения, не пытался застрелить его из лука или продырявить копьем. А ведь имел бы на то полное право. Вид нагого, почти безволосого мужчины, с криком бегущего по заснеженному горному склону и оленем перепрыгивающего двустопные кусты, поваленные стволы и оставшиеся от повалившихся деревьев ямы, не мог не вызывать у здравомыслящего человека панического страха.
Он бежал
Кости были целы, а безумный марафон в погоне за теплом принес лишь несколько царапин и незначительных синяков. Микстура, втертая в кожу ступней, заставила, как и уверял портодромный медик, быстро ороговеть подошвы ног, и Дебрен мог ступать по снегу, почти не чувствуя боли, как человек в мягких башмаках. От потери тепла средство, правда, спасало гораздо хуже ботинок, но при быстрой ходьбе это не очень мешало. Проблем с кровообращением не было, и вследствие интенсивных усилий у Дебрена не мерзли ни ноги, ни руки. Сильнее докучало отсутствие большей части волос, которых, несмотря на увлажнение паракатом, осталось, может, на четверть пальца, как у остриженной во время следствия чародейки или больного тифом, которого лечили современными методами. Ну и конечно, отсутствие кальсон. Вот это было действительно малоприятно.
Он шел через лес, осматривался и думал о большом, теплом, светлом доме с цветами под окном. Сейчас, когда стало ясно, что он выжил, такие картины были чем-то большим, нежели мечты. Нет, они были поразительно реальным будущим. Его, Дебрена, будущим, отделенным от нынешнего момента всего несколькими днями конной езды и какими-то тремя клепсидрами плутания по лесу. Достаточно уложиться в эти три клепсидры и найти станцию прежде, чем совсем стемнеет и он не сможет больше идти из-за переохлаждения. Что бы ни случилось на месте, он свою часть договора выполнит. А тогда Пекмут фонт Герсельбрюкер назначит его своим заместителем.
Трудно поверить, но дело обстояло именно так.
Все было просто, пока он не наткнулся на первый труп.
Останки были небольшими, однако их размеры не говорили ни о чем. Человек, кем бы он ни был, не выкупил стоявшей сорок пять грошей дозы параката, и в результате его охватило пламя, когда он отлетел к оболочке "кишки". Вероятно, при всем своем скупердяйстве он был вполне нормально, тепло одет. И не был, пожалуй, слишком тощим. Времена становились все тяжелее, и избыток жира так же заметно отделял высшие классы от плебса, как парча и вышивка. В результате путешественник сгорел, превратившись в коричнево-черную шкварку, словно жаркое у рассеянной кухарки, и по размерам останков невозможно было установить, был ли он когда-то невысоким мужчиной, женщиной или долговязым подростком. Разве что вблизи. Но Дебрен, хоть и подошел очень близко, рассматривать не стал.
Двигая поставленной боком ступней, он наделал следов и быстро юркнул в густой ельник. Чернуха не была слишком крутой или слишком высокой. Но она была горой, и ветер метался здесь всюду, где было недостаточно деревьев и кустов. Ветер был ледяной, убийственный для нагого человека и гораздо более опасный, чем слабый сухой мороз.
Дебрен обострил зрение и не без труда углядел скрытое за свинцом неба солнце. Оно было справа от вершины. Хорошо. Он спустился где-то на южных склонах Чернухи, менее крутых, по которым шла дорога к релейной станции. В этом навигаторы из Фрицфурда не ошиблись.
Но он пробежал уже почти милю, а дороги все нет. Хоть южный склон, казалось, явно переходил в западный. Скверно. Еще хуже, что у него ни в чем не было уверенности. Чертова Чернуха местами густо, местами пусто, но вся заросла если не лесом, то по крайней мере высокой горной сосной, а форма у нее была весьма неправильная. Двигаясь по горизонтали, он все больше удалялся на север, но это могла быть лишь одна из более глубоких лощин южного склона, и с таким же успехом бусинку-другую спустя он мог снова вернуться к западу или даже югу. Множество невысоких, буйно разросшихся елочек чрезвычайно ограничивало видимость и затрудняло ориентацию.
Сгоревшие останки тоже не помогали. Жбиков лежал на западе, а станция располагалась строго посередине линии, соединяющей его с Фрицфурдом. Если полет проходил по плану, то веретено пронеслось почти точно над крышей башни. Сейчас, видимо, не все шло как полагалось. Но если ошибка касалась только тяги, а не наводки, то обломки веретена должны были рухнуть вдоль линии Жбиков – Фрицфурд. Если он сейчас на юго-западном склоне, значит, станция, продолжая невидимую линию, должна находиться…
А, чтоб его! Позади.
По положению останков нельзя было ни о чем судить. А если и можно, то ошибочно, потому что они свалились в снег головой в ту же сторону, что и Дебрен, хотя прилетели с противоположной.
Так что же? Идти вперед или повернуть? Трансфер должен был перенести его на восточную часть южного склона, ближе к центру. Направляясь на запад по горизонтали, он должен выйти на дорогу, повернуть налево и побежать по ней вверх, к станции. Превосходный план. Жаль, что от места падения до дороги должно было быть триста, самое большее четыреста шагов. Жаль – потому что Дебрен пробежал с тысячу, и хотя местность не благоприятствовала бегу, все равно его шаги были длиннее обычных маршевых.
Пожалуй, следовало повернуть.
Но если это не западный, а все еще южный склон? Если трансфер был слишком коротким, а не слишком длинным? Да и с солнцем тоже не все до конца понятно. То, что белело над горизонтом, могло быть просто разрывом в облаках, а не самим солнцем. Облака состоят из пара, пар – из воды, а вода, как известно, отражает и преломляет свет. А это означает, что запад вовсе не обязательно должен быть там, где Дебрен его вначале поместил. Более или менее – да. Но только с точностью до румба или двух. Ну и еще извечная проблема шарообразности земли. Казалось, что в эпоху дальних телепатографов, а особенно пересылки сигналов через "кишку", спор между сторонниками теории шарообразности мира и традиционалистами, готовыми согласиться самое большее на его легкую выпуклость, должен быть разрешен. Однако – нет. По причинам политического, военного и экономического характера. Те, кто имел возможность исследовать проблему опытным путем, либо молчали, либо публиковали очень несхожие данные. А в результате он, посланец передовой трансферной компании, понятия не имел, которая клепсидра сейчас там, где он приземлился. Во Фрицфурде была треть пополудни, когда он садился в веретено. На Чернуху он должен был выйти через восемьдесят бусинок, то есть примерно в полклепсидры четвертой. Он летел на запад, поэтому, если мир был шаром, вращающимся вокруг оси, он мог выиграть во времени. Три восемьдесят во Фрицфурде не было бы тремя восемьюдесятью в Бельницком княжестве. Это объясняло бы, почему еще так светло.
И все же он не знал, которая здесь клепсидра и – что из этого следует – где зайдет солнце, когда это случится, ну и где искать станцию.
Оставалось одно – бросить монету. А еще лучше – кость. Потому что направлений поисков было больше, чем два. Следовало также решить, взбираться ли, спускаться или упорно держаться горизонтали.
Он выбрал поворот и медленное движение в гору. Отступая по собственным следам, почти сразу напал на линию трансфера.
Прежде всего нашел киль веретена. Брус был стальной, толщиной в три пальца и шириной в полстопы. Таким он в общем-то, и остался, потому что металл в огне не горит, зато формой стал удивительно похож на маримальское изобретение, известное под названием спирального штопора. Падая с неба, покореженная, раскаленная, вероятно, до красноты подкорпусная балка срезала многолетний кедр и сожгла то, что срезала, растопив снег в радиусе двух стоп.