Похороны викинга
Шрифт:
– Видимо, так или иначе всем нам придется подыхать, – сказал Глок.
– Дурак, этого я и хочу избежать, – продолжал Майкл, – если все порядочные люди в гарнизоне объединятся и заставят Шварца отказаться от своего идиотства, то никому не будет надобности подыхать.
– За исключением тех, кого убьет Лежон, – сказал Кордье, умный и воспитанный француз, бывший доктор, с успехом лечивший теперь своих товарищей. – Если этого пса можно было бы застрелить без вреда для всех прочих, я застрелил бы его сегодня же ночью и тем самым поставил бы свое имя наряду с именами благодетелей человечества.
– Вот как! – сказал Майкл. – Еще один сторонник Шварца.
– Нет, я с вам и с Сент-Андре, – ответил Кордье. – Хотя, откровенно говоря, я вполне симпатизирую Шварцу.
Один за другим уходили все остальные. Некоторые – извинясь и с сожалением, другие – заявляя, что считают дело Шварца честным, а иные – не скрывая своей боязни перед Шварцем и его друзьями. Наконец нас осталось пять человек, и Майкл сказал:
– Боюсь, что нас недостаточно, чтобы заставить Шварца отказаться от своего проекта.
– Да, – сказал Кордье, – выглядит, будто мы только дадим ему немного больше работы.
– Никакой работы ему не будет, если Лежон не проспит, – сказал Сент-Андре.
– Правильно, – согласился Мари. – Я почти готов предупредить Лежона, ничего не говоря Шварцу… Впрочем…
– Нет, этого нельзя делать, – сказал Кордье. – Мы должны честно поговорить со стариком Шварцем. Пусть вычеркнет убийство из своей программы, и мы не будем протестовать. Иначе пойдем к Лежону.
– Примет ли нас Лежон? – спросил я. – Поверит ли он нашему рассказу?
– Одному из нас он бы не поверил, – ответил Сент-Андре, – но, может быть, он обратит внимание на делегацию из пяти человек.
– Делегация из пяти человек, выбранная пятью человеками, – улыбнулся Кордье.
– В конце концов, это не так существенно, – сказал Мари. – Пусть он верит или не верит, как ему угодно. Если он не обратит на нас внимания, – ему же будет хуже.
– Совершенно верно, – согласился Майкл. – К сожалению, нам тоже будет хуже. Мне совершенно не хочется, чтобы меня застрелили в кровати только потому, что Лежон недоверчиво настроен… Если он не примет никаких мер, то послезавтра все солдаты, не состоящие в шайке Шварца, разделят его судьбу.
– Значит, убьют нас пятерых, Болдини, Дюпрэ и Лежона, – сказал Кордье.
– Если только Болдини не состоит в заговоре, что весьма вероятно, – вставил Сент-Андре.
– Считая без Болдини, нас семеро, – сказал Майкл. – Если Лежон нам поверит, то у нас хватит силы ликвидировать этот дурацкий мятеж. Для этого достаточно будет выступить на одну ночь раньше, чем соберется выступать Шварц.
– Хорошее дело! – рассмеялся Кордье. – Драться во имя спасения милейшего Лежона.
– Мы будем драться из чувства самосохранения, – сказал Сент-Андре. – Лежон здесь ни при чем…
– Кто скажет об этом Шварцу, – прервал его Кордье.
– Я, – ответил Майкл.
– Нет, мы все пойдем к нему, – сказал я. – Все впятером. Кроме того, мы намекнем ему, что говорим не только от своего имени.
– Правильно! – согласился Сент-Андре. – Мы скажем Шварцу, что мы являемся делегацией. То же самое мы скажем и Лежону, если придется с ним разговаривать.
По пути из оазиса в форт мы встретили Болидара, шедшего с ведрами за водой. Это был тот самый португалец Болидар, который в Сиди-Бель-Аббесе был распят товарищами за попытку ограбить Майкла. Он всегда утверждал, что забрел в нашу казарму по ошибке, но, предупрежденные Хэнком и Бедди, мы считали его агентом Болдини.
Проходя мимо Майкла, он наклонился, подмигнул, остановился, будто хотел заговорить, но, видимо, передумал и пошел дальше. Проходя, я оглянулся и увидел, что он смотрит нам вслед. Заметив, что я на него взглянул, он знаком подозвал меня к себе.
– Я хочу поговорить с тобой и с твоим братом, – прошептал он. – Поговорить по секрету. Нельзя, чтобы нас увидели…
По-видимому, он был страшно напуган, дрожал и все время бормотал.
– Ступай в оазис и подожди, – сказал я. – Скоро приду вместе с Майклом.
– Я должен спрятаться… Я должен спрятаться, – бормотал он.
– Хорошо, – согласился я, – спрячься. Когда я приду, я буду свистеть марш легиона.
– Лежон перервет мне горло, если узнает… Шварц меня убьет, Болдини убьет.
– Пустяки, – успокоил я его. – Мы за тобой будем присматривать. Держись.
– Только больше никого не приводи и никому не говори… ради Бога, – умолял он.
Я его успокоил и пошел за Майклом. По-видимому, любезный Болидар имел что рассказать и был перепуган до последней степени. Майкл согласился со мной, предупредил Сент-Андре, Мари и Кордье, чтобы они ничего не предпринимали до нашего возвращения, и пошел со мной в оазис. Там, у колодца, нас встретил дрожащий от страха и лихорадки, истощенный и насмерть запуганный Болидар. Мы прошли подальше и, спрятавшись за песчаные дюны, сели.
Сперва Болидар от страха заикался и говорил совершенно непонятные вещи, потом постепенно взял себя в руки и заговорил толком.
– Друзья мои, – лепетал он. – Я должен сделать вам признание, и вы должны меня спасти. Я больше не могу. Моя совесть… мое чувство благодарности… любовь к правде…
Майкл мне подмигнул. Мы не очень доверяли совести и любви к правде Болидара, но чувствовали – он так напуган, что не способен врать.
– В эту страшную ночь, когда со мной так несправедливо поступили, вы пробовали меня спасти… Да, пробовали меня спасти, несмотря на то, что считали меня виновным… Конечно, это абсурдная мысль… – И он истерически рассмеялся.
– Конечно, абсурдная, – согласился Майкл. – Что же вы хотите нам сказать?
– Ваш бриллиант, ваш бриллиант, – прошептал Болидар и схватил Майкла за руку.
– Мой бриллиант? Что же с ним случилось? – спросил Майкл.
– Лежон, Лежон хочет его захватить… Он меня убьет… Он меня убьет. А если он не убьет, так Шварц или Болдини. Что мне делать? Что мне делать? – закричал он.
– Ну-ну, не надо. – Майкл похлопал беднягу по плечу. – Никто тебя не убьет. Ты лучше расскажи все, что знаешь, и мы посмотрим, что можно сделать… И потом присоединяйся к нашей партии.