Похождения бравого солдата Швейка (с илл.)
Шрифт:
Вдогонку строгому господину прозвучал голос Швейка:
— В следующий раз, когда придёте с визитом к порядочным людям, будете вести себя прилично.
Строгий господин долго ходил под окнами и поджидал фельдкурата. Швейк открыл окно и наблюдал за ним.
Наконец гость дождался, фельдкурат провёл его в комнату и посадил на стул против себя.
Швейк молча принёс плевательницу и поставил её перед гостем.
— Что вы делаете, Швейк?
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, с этим господином уже вышла здесь небольшая неприятность из-за плевков.
— Оставьте
Швейк по-военному вытянулся.
— Так точно, господин фельдкурат, оставлю вас одних.
И ушёл на кухню. В комнате между тем происходил очень интересный разговор.
— Вы пришли получить деньги по векселю, если не ошибаюсь? — спросил фельдкурат своего гостя.
— Да, и надеюсь…
Фельдкурат вздохнул.
— Человек часто попадает в такое положение когда ему остаётся только надеяться. О, как красиво звучит слово «надейся» из того трилистника, который возносит человека над хаосом жизни: вера, надежда; любовь…
— Я надеюсь, господин фельдкурат, что сумма…
— Безусловно, многоуважаемый, — перебил его фельдкурат. Могу ещё раз повторить, что слово «надеюсь» придаёт человеку силы в его житейской борьбе. Не теряйте надежды и вы. Как прекрасно иметь свой идеал, быть невинным, чистым созданием, который даёт деньги под векселя, надеясь своевременно получить их обратно. Надеяться, постоянно надеяться, что я заплачу вам тысячу двести крон, когда у меня в кармане нет даже сотни…
— В таком случае, вы… — заикаясь, пролепетал гость.
— Да, в таком случае я, — ответил фельдкурат.
Лицо гостя опять приняло упрямое и злобное выражение.
— Сударь, это мошенничество, — сказал он, вставая.
— Успокойтесь, уважаемый!
— Это мошенничество! — закричал упрямый гость. — Вы злоупотребили моим доверием!
— Сударь, — сказал фальдкурат, — вам безусловно будет полезна перемена воздуха. Здесь слишком душно… Швейк! — крикнул он. — Этому господину необходимо подышать свежим воздухом.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — донеслось из кухни, — один раз я его уже выставлял.
— Повторить! — скомандовал фельдкурат, и команда была исполнена быстро, стремительно и чётко.
Вернувшись с лестницы, Швейк сказал:
— Хорошо, что мы отделались от него, прежде чем он начал буянить… В Малешицах жил один шинкарь, большой начётчик. У него на все случаи жизни были готовы изречения из священного писания. Когда ему приходилось стегать кого-нибудь плетью, он всегда приговаривал: «Кто жалеет розги, тот ненавидит сына своего, а кто его любит, то вовремя наказует его. Я тебе покажу, как драться у меня в шинке!»
— Вот видите, Швейк, что постигает тех, кто не чтит священника, — улыбнулся фельдкурат. — Святой Иоанн Златоуст сказал: «Кто чтит пастыря своего, тот чтит Христа во пастыре своём. Кто обижает пастыря, тот обижает господа, его же представителем пастырь есть…» К завтрашнему дню нам нужно хорошенько подготовиться. Сделайте яичницу с ветчиной, сварите пунш-бордо, а потом мы посвятим себя размышлениям, ибо, как сказано в вечерней молитве, «милостью божьей предотвращены все козни врагов против дома сего».
На свете существуют
— Опять он тут, господин фельдкурат. Я его пока что запер в ванной комнате, чтобы мы могли спокойно поужинать.
— Нехорошо вы поступаете, Швейк, — сказал фельдкурат. — Гость в дом — бог в дом. В старые времена на пирах шутов-уродов заставляли увеселять пирующих. Приведите-ка его сюда, пусть он нас позабавит.
Через минуту Швейк вернулся с настойчивым господином. Господин глядел мрачно.
— Присаживайтесь, — ласково предложил фельдкурат. — Мы как раз кончаем ужинать. Только что ели омара и лососину, а теперь перешли к яичнице с ветчиной. Почему не кутнуть, когда на свете есть люди, одалживающие нам деньги?
— Надеюсь, я здесь не для шуток, — сказал мрачный господин. — Я здесь сегодня уже в третий раз. Надеюсь, что теперь всё выяснится.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, — заметил Швейк, вот ведь гидра! Совсем как Боушек из Либени. Восемнадцать раз за один вечер его выкидывали из пивной «Экснер», и каждый раз он возвращался — дескать, «забыл трубку». Он лез в окна, двери, через кухню, через забор в трактир, через погреб к стойке, где отпускают пиво, и, наверно, спустился бы по дымовой трубе, если б его не сняли с крыши пожарные. Такой был настойчивый, что мог бы стать министром или депутатом! Вложили ему как следует!
Настойчивый господин, словно не внимая тому, о чём говорят, упрямо повторил:
— Я хочу окончательно выяснить наши дела и прошу меня выслушать.
— Это вам разрешается, — сказал фельдкурат. — Говорите, уважаемый. Говорите, сколько вам угодно, а мы пока продолжим пиршество. Надеюсь, это не помешает вам рассказывать? Швейк, подавайте на стол!
— Как вам известно, — начал настойчивый господин, — в настоящее время свирепствует война. Я одолжил вам эту сумму до войны, и если бы не война, то не стал бы настаивать на уплате. Но я приобрёл печальный опыт.
Он вынул из кармана записную книжку и продолжал:
— У меня всё записано. Поручик Яната был мне должен семьсот крон и, несмотря на это, осмелился погибнуть в битве на Дрине. Подпоручик Прашек попал в плен на русском фронте, а он мне должен две тысячи крон. Капитан Вихтерле, будучи должен мне такую же сумму, позволил себе быть убитым собственными солдатами под Равой Русской. Поручик Махек попал в Сербии в плен, а он остался мне должен полторы тысячи крон. И таких у меня в книжке много. Один погибает на Карпатах с моим неоплаченным векселем, другой попадает в плен, третий как назло тонет в Сербии, а четвёртый умирает в госпитале в Венгрии. Теперь вы понимаете мои опасения. Эта война меня погубит, если я не буду энергичным и неумолимым. Вы возразите мне, мол, фельдкурату никакая опасность не грозит. Так посмотрите!