Похождения одного благонамеренного молодого человека, рассказанные им самим
Шрифт:
Генерал задумался. Он восторженно устремил в пространство голубые глаза и несколько секунд пробыл в таком положении. Генеральша благоговейно замерла. В эту минуту в комнату заглянула молодая девушка и тоже замерла.
Наконец генерал опустил глаза на корректуру, тихо перечел, тоже нараспев, оба места и опять задумался.
— Ты как думаешь, Мари? Какое место лучше? — наконец спросил генерал.
— Ах, уж лучше не спрашивай, Никс. Я не могу отдать предпочтения. Первое сильнее, но зато во втором столько поэзии… столько поэзии…
— А
— По-моему, дядя, первое лучше. И второе хорошо, но первое… грандиозно! — проговорила, входя, девушка.
Генерал не решался.
— Это трудный вопрос! Я и сам в затруднении… А, впрочем, знаете ли, господа, что? Обратимся к постороннему судье. Мнение беспристрастного судьи будет самым верным. Что вы скажете, молодой человек?
Все взгляды обратились на меня. Я, признаться, не был приготовлен к такому исходу.
— Вы откровенно скажите… Не стесняйтесь, молодой человек!.. — поощрял меня генерал.
— По моему скромному мнению, первый вариант будет лучше! — проговорил я.
— А зато как грациозен второй!.. — вступилась генеральша.
— Не спорю, но в первом больше силы…
— Вот мы так и поступим… Оставим первый!.. — решил генерал, взял корректурный лист, перекрестился большим крестом и зачеркнул другой вариант.
Обе дамы ушли.
— Ну, теперь поговорим о деле, молодой человек… Ваше имя?..
— Петр Антонович…
— У меня, Петр Антонович, работы пропасть… Жена и племянница помогают мне, но, кроме того, мне нужен секретарь, которому бы я мог излагать свои мысли, а он бы их записывал, так, вчерне… Окончательно отделывать, конечно, буду я сам… Могли ли бы вы взяться за это?
— Я бы попробовал…
— Вы где кончили курс?
— В Н-ской гимназии.
— Знаю… знаю… Там у меня директор приятель. Должен вас предупредить, Петр Антонович, что я требователен и люблю аккуратность в работе… У меня много перебывало молодых людей, но все как-то мы не сходились… Вот еще недавно: пришел один студент, довольно приличный на вид, взялся за дело, но мало того, что был не аккуратен, а еще фыркал, когда я приказал ему написать слово о спасении души, и отказался… По-моему, лучше не берись… Как вы полагаете?
Я согласился.
Генерал помолчал и потом неожиданно прибавил:
— Вы извините… Один щекотливый вопрос!..
— Сделайте одолжение!..
— Вы религиозный человек?.. Я вас позволил об этом спросить, — прибавил он, — потому что все наше семейство глубоко религиозно… Я, конечно, не смею насиловать ваших убеждений, но я бы не потерпел в своем секретаре атеизма, а эта болезнь, по несчастию, теперь свирепствует… Молодые люди забывают, что религия — единственная успокоительница.
Генерал стал говорить на эту тему и, между прочим, так и сыпал цитатами из Священного писания.
Я поспешил успокоить его.
— Занятия секретаря должны начинаться с девяти часов утра и продолжаться до трех… На вашей обязанности будет также переписка… Я веду переписку со многими лицами… Что же касается вознаграждения…
Генерал остановился и взглянул на меня.
— Как бы вы оценили свой труд?..
— Мне, право, трудно…
— Однако ж?
Я все-таки отказался. Отказ мой, видимо, не понравился генералу. Он поморщился и проговорил:
— Я тоже затрудняюсь… Работа ваша будет, конечно, незначительная… легкая, но все-таки… я не желал бы вас обидеть… Как вы думаете насчет двадцати рублей в месяц?..
«Ого! — подумал я. — Генерал из кулаков!»
— Мне кажется, — возразил я, — что за шесть часов работы плата эта не совсем достаточна.
— Но, молодой человек, ведь работа-то какая приятная… Вы будете при этом учиться… Ведь вам предстоит, можно сказать, редкий случай усовершенствоваться в стиле. Эта работа в вашем же интересе… Мы будем вместе прочитывать хорошие книги… Я буду делиться с вами идеями… Вы будете, так сказать, выразителем моих идей… Завтракать будем вместе, — прибавил он, еще раз внимательно оглядывая меня.
Я встал с места.
— Вы, кажется, находите, что предложенная мною цена мала?
Я отвечал, что, не имея никаких занятий, я не могу существовать на двадцать рублей. Тогда генерал обещал (если я оправдаю его надежды) похлопотать за меня и доставить мне где-нибудь еще подходящее занятие, причем намекнул, что у него большие связи.
— Мне кажется, мы с вами сойдемся. Вы мне понравились.
Вообще он говорил таким тоном, будто одна честь работать с ним должна была осчастливить человека.
Я все-таки колебался.
— Ну, хорошо. Я предложу вам двадцать пять рублей. Надеюсь, теперь вы будете довольны, а пока я сделаю вам маленький экзамен.
И с этими словами он предложил мне написать письмо к какому-то архимандриту Леонтию, в котором следовало благодарить за присылку книг и трех бутылок наливки.
Я очень скоро написал письмо, и генерал остался письмом доволен, хотя и заметил, что слог мой недостаточно, как он выразился, «кристаллизован».
— Впрочем, — прибавил он, дотрогиваясь до моего плеча, — со мной вы скоро научитесь писать превосходно. Так я считаю, Петр Антонович, дело решенным?
— Извините, Николай Николаевич, — ответил я, заметивши, что генерал остался очень доволен моим письмом, — но я бы попросил вас дать мне тридцать рублей по крайней мере. Вы увидите, как я работаю, и если работа моя вам понравится…
— Ну, нечего с вами делать. Извольте. Я согласен.
Он пожал мне руку и отпустил меня, снабдив брошюрами и книгами своего сочинения.
— Прочитайте-ка их дома, молодой человек, да читайте внимательно: вы кое-чему научитесь…
Когда я вышел от этого самодовольного дурака на улицу, то чуть было не рассмеялся, вспоминая все, что видел и слышал.