Шрифт:
Андрей ЩЕРБАКОВ и Алексей ПЕТРОВСКИЙ
ПОХОЖДЕНИЯ ШТАНДАРТЕНФЮРЕРА СС ФОН ШТИРЛИЦА ПОСЛЕ ВОЙНЫ
Эпиграф:
Штирлиц - это не фамилия.
Штирлиц - это призвание.
ПРОЛОГ
На улице стояла жара и рота военнопленных. Товарищ Сталин отвернулся от окна и спросил:
– Так товарищ Жюков, вас все еще не убили?
– Нет, товарищ Сталин.
– скорбно ответил Жуков.
– Тогда дайте закурить.
Жуков достал из кармана портсигар, подумал, давать или не давать, и протянул главнокомандующему последнюю папиросу. Товарищ
Через десять минут он спросил:
– А как там чувствует себя этот ... Штирлиц, то есть товарищ Исаев?
– Ему, наверное, трудно, - неопределенно ответил Жуков.
– Это харашо, сказал вождь, потирая руки.
– У меня для нэго есть новое задание.
– Он просился в отпуск, - печально ответил Жуков.
– Товарищ Жюков, сказал Сталин.
– Если вождь сказал задание, значит - задание. И вообще, товарищ Жюков, кто у нас вождь - я или вы? Так что идите и па-адумайте.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Германия, май 1945 года, Берлин. Немецкие части бежали из Берлина в разные стороны. Даже Гитлеру было ясно, что война проиграна.
Штирлиц торжествовал и ел тушенку большими банками.
В Рейхсканцелярии уничтожали секретные архивы. Гитлер, страдая и качаясь от принятого шнапса, шел по коридору и заглядывал в двери. Офицеры, в стельку пьяные, горлопанили русские народные песни и не обращали никакого внимания на Фюрера, даже не предлагали выпить за партию. Уже совсем обессиленный мощными звуками "дубинушки", сопровождаемыми покачиванием рояля, Фюрер заглянул к Штирлицу.
Отрываясь от завязывания шнурков, Штирлиц вскочил и, выбрасывая руку вперед вместе со шнурками, выкрикнул:
– Хайль Гитлер!
Гитлер покосился на наколку на руке Штирлица, изображавшую репродукцию с плаката "Родина-мать зовет!", и сказал:
– Максимыч, ну хоть ты не подкалывай, - и вышел из кабинета.
***
В своем роскошном кабинете Мюллер собирал чемоданы и отдирал от стен различные непристойные картинки, изображающие различных красоток и любимого Фюрера на всяких торжественных мероприятиях. Картинки приклеились на редкость крепко и не отдирались.
– Мюллер, а куда это вы собрались?
– спросил вошедший Штирлиц.
– В Бразилию; чертовски надоел холодный германский климат, - сказал Мюллер, засовывая в чемодан совок, детскую панамку и шмайссер.
– Значит, вот как?
– Штирлиц недоверчиво достал кастет и взвесил его на руке. Мюллер заволновался.
– Штирлиц, езжай со мной, а?
– примирительно предложил он.
Штирлиц убрал кастет и достал другой, побольше, с надписью "дорогому товарищу Штирлицу от друзей по невидимому фронту...".
– Знаешь, Мюллер, давай поедем в твою Бразилию и возьмем с собой Шелленберга и ... и Бормана, а то без него скучно.
– Скучно!?
– Мюллер поморщился и потер большую красивую шишку на затылке. Несмотря на разруху, кирпичи у Бормана водились, и в большом количестве. К тому же Борман был профессионалом.
– А как Германия отнесется к тому, что Штирлиц покинет ее в самый ответственный момент?
– патриотически заметил Штирлиц.
– Ну, - задумчиво сказал Мюллер, - можно поехать под чьим-нибудь именем ... Ну, там, ...
– Нужно мне чужое имя, - обиделся Штирлиц, доставая кастет.
– Мне и своих хватает.
Мюллер задумался.
Штирлиц убрал кастет и, достав банку американской тушенки, озлоблено воткнул консервный нож в изображение какого-то президента на крышке банки. Президент обреченно скорчился. Мюллер покосился на нож и взглянул на свирепое рязанское лицо Штирлица, и все мысли о сказочных пейзажах Бразилии превратились в кошмар. Не смотря на дружеские отношения, Штирлица брать с собою не хотелось. Штирлиц мог напакостить хуже, чем Борман - это знали все в рейхе. Тем не менее Мюллер понимал, что Штирлица придется брать с собой, иначе он поплелся бы за Мюллером пешком. Мюллер вытащил панамку из чемодана и сказал:
– Знаешь, Штирлиц, ты поедешь в чемодане.
Штирлиц оскалил зубы в усмешке и достал третий кастет, самый большой со следами крупного хищного зверя на поверхности.
– Друг детства, а может, ты меня еще в кошелек засунешь?
Сам в чемодан полезешь.
– Вообще-то, офицеры рейха не ездят в кошельках...
– сказал Мюллер и надел свою форменную фуражку.
– И советские тоже, - заметил Штирлиц, на что Мюллер загадочно улыбнулся.
Неожиданно с грохотом распахнулась дверь и вбежал озлобленный Фюрер, тряся рукой с зажатым в мышеловке пальцем и злобно сверкая выпученными глазами.
– Обергруппенфюррер, что вы тут делаете?
– прокричал с порога Фюрер.
– А мы тут плюшками балуемся, - ехидно сказал Мюллер, пряча под стол бутылку шнапса.
" Никогда спокойно не выпьешь в этой Германии ", - подумал он.
– Господа!
– вскричал Фюрер. Увидев Штирлица, он подумал и деликатно добавил: - И товарищи.
– Штирлиц, польщенный вниманием со стороны самого Фюрера, скромно достал банку тушенки.
– Господа! Берлин пора оставлять. На меня уже начинают обращать внимание на улице и хотят забросать кирпичами. Борман облизнулся. Забросать кирпичами Фюрера было мечтой его темного детства.
– А чего же вы шляетесь по городу, мой Фюрер?
– сумрачно пробурчал Штирлиц. Фюрер посмотрел на него осуждающе.
– Но в магазины же я ходить должен!
– заявил он.
– Вождь должен посещать народные магазины.
– И народные сортиры по десять пфеннингов, - рыгнул Штирлиц себе под нос. Коровы, пошедшие на тушенку, были не высшего качества, если можно судить по отрыжке.
Фюрер слышал хорошо и скромно опустил глазки.
– Но оставить Берлин при такой канонаде будет непростым делом!
– заметил Борман, высовываясь из-за двери и поднимая палец. Все прислушались. Канонады не было слышно. Борман засмущался и опустил палец.