Похождения Синдбада-Морехода
Шрифт:
– Тебя, Синдбад-путешественник, я буду учить различать травы, и ты постигнешь искусство поиска целебных растений и составления зелий. Этим поможешь мне. А тебя, Фарух-воин, я научу различать воду ручьев и ручейков. От каждого из них мне понадобится дар – то капля влаги, то целый кувшин. В этом будет состоять твоя помощь. Малыш Рошан будет проводником по нашим горам. Не прячься за котом, проказник, я не сержусь на тебя. И не таскай Сахра за уши. Он терпелив, но справедлив.
Мальчишка отвернулся, но было видно, что он прислушивается, чтобы ни слова не пропустить из нашего разговора.
– Значит,
– Сколько же нужно терпеть? – спросил халиф.
– Это зависит от многих мелочей. Иногда напиток рождается через луну, иногда через три луны. Но иногда он не рождается вовсе.
– Мы пришли за эликсиром и без него не уйдем.
Удивительно, но эти слова произнес Фарух. Ему-то напиток любви был вовсе не нужен. Но воин есть воин. Решительность отличала его с детства.
Женщина удовлетворенно улыбнулась. Волосы ее были черны, движения резки, но мелкие морщины выдавали немалый возраст.
– Что ж, гости, тогда возблагодарим Аллаха всемилостивейшего за ясный день и спокойную ночь. Мальчишка Рошан поможет вам устроиться в покоях, а завтра с утра мы приступим. Спите, и пусть сны ваши будут радостны.
И Махаббат наклонила голову, показывая, что разговор окончен.
Покои, куда отвел нас Рошан, были просто еще одной пещерой. Я с удивлением рассматривал прекрасные ковры и роскошные кувшины-кумганы, которые стояли у стены. Помещение было большим и уютным. Огонь в очаге горел ярко, но не коптил. Слабый запах хвои напоминал рощи корабельных сосен, что видел я у берегов Серединного моря. На помосте у стены заметил я свитки – неизбежные спутники знаний. Казалось, последний поворот головы забрал у меня остатки сил. Я упал на ложе и уснул, уподобившись камню.
Утро для нас наступило тогда, когда Рошан разбудил сначала Фаруха, а потом меня.
– Просыпайтесь, воины. До полудня осталось совсем мало времени. А через час после полудня нам предстоит первый выход за водой и травами.
У пещеры тек ручей, и мы умылись, завтраком послужила горсть урюка и медовые лепешки, которые мы запивали черным как ночь кофе – этот напиток мы возили с собой всегда. Тем более он нужен был нам сейчас, в этот поздний утренний час, который вот-вот должен был стать полуденным.
И вот в первый раз мы вышли за травами. Вместе с нами шла и Махаббат.
– Смотри, Синдбад. Вот это трава горечи – вы зовете ее полынью. А вот там растет трава слабости. Вот трава предательства – вам же она известна как подорожник, и вы лечите ею раны… А теперь, Фарух, твой урок.
Женщина повернулась и указала на черную скалу.
– Вот под этой скалой живет старая медянка. Она безвредна. А рядом с ее норой вытекает ручеек. Это вода тревоги. Мне понадобится шесть гран этой воды. Наполни чашу, да постарайся не расплескать, пока будем возвращаться к пещере.
– Но почему с нами нет нашего друга? – Я беспокоился о халифе, хотя видел, что он с аппетитом позавтракал.
– Он должен записать то, что помнит с первых лет своей жизни, вернуться к тем дням, когда он был просто мальчишкой, пусть и наследником престола. Попытаться вновь стать малышом…
Мы вернулись в пещеру. Халиф и в самом деле писал. Решил запечатлеть на пергаменте свои дневные впечатления и я.
Так
Проходили дни за днями. В полдень мы ходили по скалам и горам. Искали и собирали воды и травы. Иногда нас сопровождала колдунья, иногда только мальчишка Рошан. И всегда, возвращаясь, мы видели, что халиф что-то записывает или что-то вспоминает. Долгими вечерами, когда кипело зелье, Гарун-аль-Рашид и Махаббат беседовали у выхода из пещеры. Частенько мы выходили полюбоваться изумительными закатами, от которых все небо переливалось оттенками расплавленного металла. Наши ночи были тихи, а сон так крепок, будто мы были каторжанами на галере и засыпали после дня изнурительного труда на тяжелом военном судне.
Халиф же, беседуя с Махаббат, все чаще останавливался и всматривался в ее лицо долгим вопрошающим взглядом. Она в ответ смотрела в его глаза, будто отвечая на безмолвный вопрос.
Так настал день полнолуния.
Травы были найдены и погружены в непрестанно кипящий отвар. Фарух, изучив историю страны Пунт, занялся описанием побережья Серединного моря. А я поднял голову от записей и увидел чудо.
Халиф нежно гладил лицо колдуньи. И оно разглаживалось прямо под его ладонями. Исчезала немолодая женщина, плотнее становилась кожа, ярче глаза и нежнее голос. Слов мне слышно не было, но и так я понимал, что эти двое говорят о любви. Значит, эликсир все же родился.
Я оглянулся на своего друга, но он крепко спал, обняв книгу, как школяр. Мне же даны были лишь минуты, чтобы увидеть чудо рождения страсти, но я запомнил его навсегда.
Халиф нежно гладил лицо женщины, и под его руками появлялась прекраснотелая, румяная, молодая и полная жизни жаждущая красавица. Затем халиф долгим пытливым взглядом пронзил лицо прекраснейшей гурии и покрыл ее уста поцелуем.
Его губы ласкали ее, а руки играли в роскошных рассыпавшихся волосах. То, как он ласкал ее волосы, доставляло ей невероятное удовольствие; она лишь слегка покачивала головой, чтобы продлить радость. Его поцелуй все длился – сначала он был грубым и властным, а потом нежным и ласковым, и колдунья невольно застонала от удовольствия. Никогда еще ее не целовали с таким мастерством.
Халиф давал ей понять, что намерен показать все, что умел до их встречи и чему научился в долгих беседах с нею. В тот самый миг, когда она хотела уже сдаться на милость победителя, он вдруг сменил тактику.
Вместо того чтобы действовать напористее, халиф вдруг осторожно коснулся ее губ самыми кончиками пальцев. От странного острого ощущения она словно взлетела к небесам.
Он обнимал ее одной рукой, сначала лаская плечи, а затем спину, потом грудь. Колдунья, казалось, не замечала, что руки халифа лишили ее сначала узорной накидки, а потом и тонкой рубахи… Махаббат как будто качало на волнах наслаждения, и как только у нее переставала кружиться голова от его поцелуя, его руки напоминали ей о том, что сказка только начинается.