Поиграем?
Шрифт:
Дениэл Фрай жаждал власти. Давно, неистово, нестерпимо, безудержно. Той самой власти, когда в руках находится чья-то жизнь. Но приходилось сдерживать себя во имя большей цели, хоть и доводилось иногда вспарывать обстоятельства в попытке пробраться повыше и занять место поуютнее на социальной лестнице.
Вокруг стоял темный лес. Только-только занималась заря, и здесь, в горах, солнце еще ленилось, пряталось ото всех и лишь едва золотило верхушки высоченных елей. Лучшее время – перед рассветом.
Вспомнились давние деньки. Девчонки, которых он с удовольствием и даже гордостью катал на отцовском пикапе – похожем на тот, что стоит в стороне и остывает после долгого пути. Дениэл никогда не испытывал
Налетел колючий ветер. Пробрался под куртку спортивного костюма, взъерошил темные, чуть тронутые сединой на висках волосы. Дениэл забрался обратно в теплый салон и откинулся на спинку сидения. Усталость отпускала, получилось расслабить напряженные до предела плечи. Зато сразу навалился сон, и пришлось приложить усилия, чтобы вырваться из цепких лап, взять себя в руки и снова завести мотор.
Синий пикап взревел, распугал птиц, затаившихся в лесной чаще у обочины дороги. Всего пара часов – и он сможет сам убедиться в том, что архивы уничтожили, личные дела из полицейского участка вывезли или утилизировали за давностью лет. Так будет лучше. Так точно будет лучше. Хоть и нестерпимо хочется еще хоть разок взглянуть на те фотографии, которые тыкал ему в лицо отец с фиолетовыми от гнева, налитыми кровью щеками.
Главное, не уснуть. Продержаться. Бесконечный лес начал надоедать, и Дениэл то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, будто надеялся увидеть там что-то другое – портал в иные измерения или вроде того. Но дорога была пустая. Он абсолютно один в этом забытом Богом и людьми месте. Те немногие покосившиеся домики близлежащих деревень остались далеко позади, да и они пялились на проезжающий мимо пикап ощерившимися осколками стекла окнами. Еще на выезде из города, после поворота на магистраль, показалось, что за ним едет старый седан, красный с белыми полосами. Но потом мысли захватили, он отвлекся и потерял преследователя. Если тот вообще существовал где-то еще, кроме воображения. Скорее всего, это была та журналистка, которая караулила у дома, – слишком молодая, чтобы вызывать опасение. Она, скорее всего, сдалась. Сдулась. Плюнула и поехала домой, где занялась сексом с таким же молодым любовником или накидалась текилы в компании подружек.
Все к лучшему.
Дорога вильнула в сторону, обогнула последний выпирающий острым углом утес. Тут и там валялись горы вязкой глины, совсем свежей – вероятно, недавно здесь прошли сильные дожди, и с гор сошла сель, раскидав вокруг обломки деревьев и перемазанные грязью комки листьев. Проехать можно, но лучше сбавить скорость, чтобы не снесло в кювет, который заканчивался далеко-далеко внизу в бурном потоке светло-оранжевой реки.
Знакомый деревянный мост – сердце бешено забилось. Он не возвращался сюда больше тридцати лет, но вновь попав на эти земли, почувствовал, словно и не уезжал.
Словно снова вернулся в одиннадцать лет, и они с ребятами бегут наперегонки. В волосах ветер, в глазах огонь. В сердце желание выиграть во что бы то ни стало.
***
Квартира, подсвеченная только экраном телевизора, где двое мужиков ломали друг друга в борьбе за титул чемпиона мира, являла собой настоящее холостяцкое логово. Кожаный диван без мерзких подушечек, разрисованных котиками и собачками, на окнах жалюзи вместо невесомого тюля и плотных штор, женские обнаженные фигуры на черно-белых фотографиях, развешанных по стене напротив входной двери, в углу валяется пара гантелей и “блинов” – как раз под вбитым в кирпичную необлицованную стену турником. Здесь не задерживались женщины, сменяли одна другую, но в этом и весь смысл.
Слева от входной двери, за деревянной перегородкой, расположился настоящий бар: черная мраморная стойка, полки, уставленные бутылками, высокие темно-синие стулья с низкой спинкой, хромированная кофеварка – последнее слово техники, прекрасно заменяющая самого изысканного бариста.
Именно здесь, уставившись в панорамное окно, сидел Логан Райт и вертел в одной руке граненый стакан, почти на четверть наполненный чистым виски, а в другой небольшую, всего сантиметров семь длиной обыкновенную деревянную палочку, на которой выгравировали его имя, – талисман, оберег, защита. Он не любил много пить и редко напивался – знал, что запросто может отключиться уже после трех порций, но нравилось вдыхать аромат дорогого напитка и чуть смачивать узкие губы.
Он изнывал от скуки. Когда стукнуло тридцать три года – возраст Христа, – вдруг выяснилось, что больше не за что бороться. Он прошел войну, вышел из самого пекла живым, сумел выиграть несколько боев и открыть успешный бизнес. Теперь можно ни о чем не думать, жить в удовольствие. Но череда роскошных, падких на брутальную и даже слегка отталкивающую внешность женщин не спасала от одиночества, а друзья казались настолько ограниченными, что становилось тошно.
Часы пробили полночь. Логан поставил стакан с нетронутым виски в раковину и лег на диван – матч давно закончился, началась новостная программа. Сначала говорили о политике, потом перешли на дорожные происшествия. Прямо перед прогнозом погоды всего минуты на три транслировали репортаж о небольшом, давно заброшенном поселке в горах. Его собирались восстановить и возить туда туристов.
Неинтересная для большинства информация.
Для Логана же этот короткий сюжет имел эффект взорвавшейся бомбы – такой, какой чуть не оторвало ноги на войне. Такой, из-за которой погиб весь взвод…
Его не интересовали ни путешествия, ни отельный бизнес. Его не впечатляла череда заброшенных домов. Но услужливая память, так долго выдававшая только эпизоды последних лет, вдруг выдала воспоминание о девушке.
Он любил ее неистово. Так не принято любить – не в их время! Давно минули века, где отважные рыцари сражались за сердца прекрасных дам, но Логан готов был на все ради того, чтобы она согласилась встречаться с ним. Его лучик света, муза, единственный шанс на спасение. О ней он думал, когда, избитый до полусмерти в доску пьяным отцом, прятался во дворе соседского дома, не решаясь вернуться к себе в комнату. О ней он вспоминал каждый раз, когда хотелось покончить с собой, точно так же, как сестра, – сделать выбор и уйти, лишь бы не терпеть унижение и издевательства.
Взрослее на пару лет, девочка не обращала на чахлого, тощего, забитого отцом-тираном пацана никакого внимания. Мать рано умерла, и некому стало рассказывать, как стоит вести себя с той, кто тебе нравится. Единственным примером стал отец, но лучше бы его вообще не было…
Захотелось выпить. Даже не выпить – напиться. Стакан, наполовину наполненный виски, опустел за минуту, початая бутылка снова пошла в ход. Логан выпил еще стакан или два, прежде чем почувствовал нестерпимое желание увидеть ее. Увидеть снова красивое смуглое лицо с едва заметным шрамом над бровью. Сжать пальцами тонкие руки, провести пальцами по спине – позвонок за позвонком. Убрать непослушную прядь за ухо – она так мило морщила нос, когда волосы падали на стального цвета глаза…