Поиграй со мной

Мак Бекка

— Ладно.

Я резко оборачиваюсь как раз тогда, когда он поправляет стояк в своих джинсах.

— Ладно? Что «Ладно»? Что ты делаешь? — я в ужасе смотрю, как он тянется к двери. — Куда ты идешь? Ты не можешь… Ты не можешь этого сделать. Гаррет!

Он нежно, медленно целует меня в щеку.

— Наслаждайся ночью, солнышко.

Я ненавижу его.

Я чертовски ненавижу его, его глупое, горячее лицо и его глупое, горячее тело.

ГАРРЕТ

Черт возьми, она так сильно меня

хочет. Это написано на ее лице, на румянце на ее высоких скулах, в убийственном взгляде, которым она смотрит на меня каждый раз, когда замечает, что я пялюсь, потому что она злится на меня за то, что я не закончил то, что начал.

Кара шлепает Дженни по заднице, проходя мимо нее, отмечая, как потрясающе смотрятся ее джинсы, и я готов прямо сорвать их с нее нахрен.

Должен ли я сказать ей? Я должен сказать ей.

ДЖЕННИ

— Ты выглядишь сердитой.

— Я зла, — ворчу я Каре. Я прижимаю руки к груди, затем быстро опускаю их при виде одобрения на лице Гаррета, когда приподнимаю свои сиськи. «Пошел ты» говорю я ему одним ртом.

— Злой секс — это лучший секс, — искренне говорит мне Кара.

— Мне-то откуда знать.

— Ты можешь узнать, — Кара подмигивает, приложив палец к губам. — Я отлично храню секреты.

Иногда избегание — лучшая тактика, поэтому я тянусь к ближайшему предмету, которым оказывается дверца холодильника. Я открываю ее, уставившись в пустоту.

Подбородок Кары опускается на мое плечо.

— Вынужденная близость творит чудеса с двумя горячими возбужденными одиночками.

— Я не… ц.

Еще одно подмигивание, прежде чем именинница уходит, и я поворачиваюсь обратно к холодильнику, довольствуясь тем, что позволяю прохладному воздуху пощипывать мои разгоряченные щеки.

Я понимаю, что в ту же секунду он оказывается за моей спиной. Мое тело реагирует раньше, чем разум, и это раздражает. Я бы хотела послать его к чертовой матери, но мой рот не может произнести ни слова, а мое тело содрогается от желания. Желания прикасаться, чувствовать, позволить себе потеряться в этом мужчине, пока все остальное не потеряет значения.

Гаррет склоняется надо мной, делая вид, что лезет в холодильник, его пальцы порхают над бутылками пива, хотя он так ни одну и не берет. Его бедра прижимаются к моей заднице, когда он шепчет:

— У тебя есть предпочтения в том, как я сниму это с тебя позже? Я могу попытаться быть нежным и снимать их очень медленно, но я склоняюсь ко второму варианту.

Я сглатываю.

— Какой второй вариант?

— Я уничтожу их. Так или иначе, сегодня ночью они будут на полу моей спальни, а ты будешь подо мной произносить мое имя, — его губы опускаются ниже, когда он скользит по моей обнаженной талии своими ледяными кончиками пальцев. — Снова и снова.

ГАРРЕТ

— Не мог бы ты провезти нас через «Макдоналдс»

для машин?

Я бросаю взгляд на Картера на моем заднем сиденье.

— Пристегнись.

Ему каким-то образом удается втиснуть свою фигурку снежного человека между передними сиденьями, прямо между мной и его сестрой.

— Я пристегнусь, если ты отвезешь нас к «Макдаку».

— Ты, должно быть, шутишь. На вечеринке было так много еды.

— Я хочу орео Макфлурри, — он пятьсот раз хлопает Оливию по плечу. Она рядом с ним, вот-вот уснет. — Хочешь, тыковка? Побольше орео? Медвежонок Гарри завезет нас.

Она сонно приоткрывает веки, улыбаясь мне в зеркало. Вздыхая, я меняю полосу движения. Беременной женщине, которая хочет мороженого, не откажешь.

— Слабак, — бормочет Дженни себе под нос.

Картер раскидывает руки по обоим сиденьям.

— Я так счастлив, что вы теперь друзья. Это делает меня таким счастливым. — Его лоб прижимается к моему плечу. — Я так счастлив.

Я счастлив, когда он исчезает в своем доме, а Оливия, жуя мороженое, выкрикивает извинения и благодарность.

Дженни рядом со мной выглядит полной противоположностью счастья, сердито глядит на меня, но, с другой стороны, она выглядит так почти всегда.

— Не смотри так мрачно, солнышко. У нас будет приятная, тихая поездка домой, только мы вдвоем.

— Я ни для кого не солнышко, — рявкает она в ответ. Она стала особенно раздражительной с тех пор, как я оставил ее в шкафу.

Я проглатываю фырканье.

— Ясно.

— Так что перестань называть меня так.

— Но тебе это так идет, учитывая то, как ты разбрызгиваешь свет повсюду, куда идешь.

Клянусь, на ее руках, сложенных на груди, навсегда осталось пятно.

— Я ненавижу тебя.

Я протягиваю руку через консоль, скользя по краю ее бедра. Ее руки опускаются на колени, а губы приоткрываются, когда она отслеживает движение.

— Конечно, солнышко.

Раздается рычание, и она шлепает меня по руке, отворачиваясь к окну. Воздух между нами шипит, как электрический ток, каждый раз, когда я ловлю, как она поглядывает на меня через плечо.

В здании дома мы молча едем в лифте, она возится со своим ключом, когда я нависаю над ее плечом перед дверью.

— Ты не… ты не можешь… — она указывает на меня, затем на свою дверь и мотает головой. Я улыбаюсь, потому что мне кажется, мы, возможно, поменялись ролями.

Я тянусь вперед, и она прижимается к двери, каждый вздох тяжелее предыдущего. Наши взгляды встречаются, когда я делаю шаг навстречу. Она вздергивает подбородок, облизывает губы, и я поворачиваю ключ в замке.

Дженни отшатывается назад, прежде чем я успеваю ухватить ее. Взгляд, который она бросает на меня, заставляет меня задуматься о том, что мой бандаж может пригодиться не только для защиты от шайб.