Поиск-80: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Нам утвердили долгосрочную программу, а не вариант. — В голосе Хлебникова опять пробились иронические нотки: пора бы знать, мой друг Стишов, как он любил говаривать в прошлые времена, что и где утверждается. — А вариант будет утверждаться завтра. На ученом совете института.
— Ясно.
— Боюсь, что тебе еще не все ясно.
— Я должен отстаивать вариант «Д»?
— Ты должен иметь твердую точку зрения.
— Собственную?
— Разумеется, собственную. — Пауза. — Вытекающую из нашей общей.
Хлебников внимательно посмотрел на меня. Сплоченность и единство — вот его девиз, который он проводит в жизнь в нашем отделе экологии человека, пунктуально, повсеместно и беспрекословно. А раз единство, то разве могут быть различные мнения?
— К заседанию совета ты должен иметь конкретную программу медико-биологических исследований.
— На основании чего? Ведь мы добрались только до полутора процентов!
— На основании тех данных, которые получены нашими коллегами.
Хлебников подправил листки доклада и подвинул их мне.
— Завтра к девяти у тебя должен быть черновик программы.
— Но ты отдаешь себе отчет в том, чем это может кончиться?
— Отрицательным результатом.
Я посмотрел на Хлебникова: шутит?
— Я допускаю отрицательный результат. Но хочу надеяться на положительный. И ты должен сделать все, чтобы застраховать нас от неудачи.
— Если бы это зависело от меня!
— И от тебя в том числе. От того, насколько ты сможешь все предусмотреть. Я не верю, что у тех двух испытателей, о которых ты читал, останавливалось дыхание. Тут что-то не чисто. Не должно быть этого. Может, такие паузы во сне для физиологии дело обычное?
— Прости меня…
Я развел руками: считать такое нормальным!.. Однако на Хлебникова мой красноречивый жест не произвел никакого впечатления.
— Значит, аппаратура работала грязно. Фиксировала совсем не то, что было на самом деле.
— Но я смею сомневаться?
— В чем? В успехе?
Теперь Хлебников уже не иронизировал, а смеялся. Это трудно передать, как он смеется, — без тени улыбки, только интонациями в голосе, но ощущение именно такое: смеется.
— Ясно…
— Боюсь, что и на этот раз тебе еще не все ясно.
— Еще не все?
Я попытался скопировать хлебниковский сарказм — чисто инстинктивно, так получилось. А вышло, что просто-напросто глупо удивился.
— Завтра на совете мы должны утвердить составы экипажей.
— Ну и что?
— Ты ведь знаешь, что в составе экипажа должен быть врач?
— Я давно об этом твержу. А штаты?
— Штаты — моя забота. А ты позаботься, чтобы в числе членов экипажа был врач в возрасте до сорока лет с солидным стажем. Лучше — с опытом «скорой помощи».
О, это уже кое-что значит. Слава богу, хоть здесь камень дал трещину: врач в гермокамере — половина риска долой. И штаты он, выходит, в Москве все же пробил…
— Но это не так-то просто: надо же узнать человека, присмотреться, исследовать организм…
— Кстати, москвичи в состав экипажа тоже ввели врача.
— Но у нас все врачи женщины. Комплектовать женский экипаж?
— Во главе с Сониной? — иронически посмотрел на меня Хлебников. — По-моему, ее место не в гермокамере.
— При чем тут Сонина!
Я почувствовал, что краснею — опять эти дурацкие намеки! «По-моему, ее место не в гермокамере…? А в моей постели? Это ты хотел сказать? Давай, давай, тем более что, как говорят на профсоюзном собрании, есть веские, хотя и косвенные основания.
— Женский экипаж отпадает.
— Почему? У москвичей мужской?
— Эксперимент длительный. Женская физиология нам может испортить все результаты. Да и психология — тоже… Года три назад ты мне говорил о каком-то враче со «скорой», который хотел бы работать у нас. Ты его хорошо знаешь? Давно?
Я посмотрел на него в изумлении: вот память! Позавидуешь…
— Действительно, был такой разговор. Так когда это было!
— А у тебя есть другие кандидатуры?
Я развел руками: у меня вообще не было никаких кандидатур.
— Одевайся, — Хлебников посмотрел на часы. — Подброшу. К врачу. Вопрос нужно решить сегодня.
— Сейчас? Но к чему такая спешка?
— Так ты его давно знаешь? — вместо ответа повторил свой вопрос Хлебников, высыпая на ладонь несколько мелких гомеопатических пилюль — тонизирующих и отбивающих запах вина: раз выпил, значит, надо предохраниться и на случай встречи с ГАИ…
— Да лет пятнадцать, наверное.
Хлебников кивнул — все ясно, оделся перед зеркалом — все на место, бросил — «Жду в машине», и вышел.
Я знал только одного врача со «скорой» — Михаила Куницына.
Да, действительно, был у меня с ним однажды такой разговор — года три назад, хорошо помню — хотел он к нам перейти, очень хотел. И я, значит, доложил Хлебникову, тот выслушал — врачи-мужчины, а тем более со стажем «скорой», нам нужны были позарез, но дополнительную штатную единицу для моей лаборатории пожалел… Но запомнил ведь!
…Я часто, особенно раньше, сейчас уже сгладилось, приутихло, пытался понять: что же произошло? Почему именно я оказался третьим лишним… Проклятый вопрос, даже сейчас, четырнадцать лет спустя, едва останусь один на один с докучливой, как старость, памятью в своей тишайшей квартире, саднит, словно трофическая язва…
Все мы, как утверждают психоаналитики, с комплексами: четырнадцать лет, а закрою глаза — черная вода, белые призраки у ног… «Не смотрите на меня».
Но чаще возникает другое видение: рыжая белка. Так отчетливо я ее вижу… Цо-цо-цо!