Поиск-87: Приключения. Фантастика
Шрифт:
— Мамочка моя! — воскликнул Кратов. — Виктор, вы гений.
— Вот как? — изумился тот. — Признаться, я давно замечал это за собой, но вы первый подтвердили мои подозрения.
— Одно из двух — либо здесь круг замыкается и русалки охотятся на тех же пресловутых Каменных Людей, либо…
— Вот-вот. Гораздо более вероятно, что этот ваш круг будет существенно расширен. Ждите новых интересных встреч. С какими-нибудь Металлическими Людьми. Или Хлорноизвестковыми.
— И вообще у меня такое чувство, что образ гуманоида в скафандре для них не в новинку. Подумайте сами: примитивные племена вроде бы должны отличаться острой нетерпимостью ко всему чужеродному. Когда я намекнул Большой Дубине о своем добром отношении к прочим расам, у того вся шкура встала дыбом. Но ведь меня-то, ни на что вроде бы не похожего, он принял с лапочками! И все это странное, нехарактерное, я бы сказал — утилитарное отношение к понятию «доброго духа»…
— Хотите мое мнение? — мрачно осведомился Лерман. — Если бы вы сейчас оказались на моем стационаре, то я немедленно упек бы вас под домашний арест за вопиющее пренебрежение к собственной жизни. Мой вам совет — вызывайте свой корабль и прячьтесь в нем до прилета ксенологов.
— Хороший совет, Виктор, — усмехнулся Кратов. — Я бы даже выразился — отличный. Спокойной ночи, коллега!
— У нас уже утро, — буркнул Лерман.
— А у нас полдень.
— Учтите — вы задолжали мне трое суток домашнего ареста. Впрочем, — голос Лермана смягчился на миг, — я простил бы вас, покажи вы мне своих проводников через видеобраслет.
— Невозможно, Виктор. Слишком вы далеко от меня.
— Понимаю. Пусть вам послужит утешением, что хотя бы мысленно я с вами рядом.
Кратов поднялся, и охотники восприняли это как сигнал к продолжению экспедиции. Они затрусили было вперед, но один из них — тот, что остался без дубины, — вдруг возвратился, подобрал лежавшую у ног Кратова сумку с лингваром и легко вскинул ее на плечо. И с этим незамысловатым движением на миг сделался так похож на человека, что у Кратова дрогнуло сердце.
— Спасибо, друг, — только и сказал пораженный Кратов.
Они вступили в лес.
Искореженные стволы деревьев лезли из черной волглой земли к хмурому небу, чтобы на огромной высоте разметаться беспорядочными венцами голых ветвей. Ни единого листика, ни единой хвоинки — только черная нагая броня коры. Деревья стояли редко, не напирая друг на друга, и слабый солнечный свет без труда пробивался сквозь их кроны, сплетенные в сплошную крупноячеистую сеть.
«Заколдованное царство, — подумал Кратов. — Водяного мы уже видели. А здесь только лешего недоставало. Да и есть он, наверное, только не прослышал покуда про нас».
Спины охотников маячили впереди. Земляные Люди ловко лавировали по лесу, не касаясь стволов, уклоняясь от низко спустившихся либо надломленных веток. Тот, что нес на покатом плече кратовскую сумку, на бегу нагнулся и подхватил длинный узловатый сук, взвесил в лапе и, удовлетворенный, приладил рядом с ношей.
Чуть поотставшему Кратову почудилось, что из-за дерева на мгновение выступила приземистая фигура на раскоряченных ногах и тут же растаяла, слилась с черной корой, будто вошла в нее. Поскольку весь прежний опыт убеждал Кратова в необходимости доверять своим ощущениям, он резко остановился и окликнул охотников. Те замерли, не успев сделать очередного шага, и беспокойно завертели головами. Потом шарахнулись в разные стороны, и Кратов неожиданно для себя очутился в центре круговой оборонительной позиции. Сумка с лингваром упала к его ногам — не до нее было. Охотники намеревались защищать его — вероятно, таков был приказ вождя. А может быть, так издревле повелось, когда речь шла о жизни и благополучии доброго духа, покровительствовавшего племени. Сколько Кратов мог припомнить из истории человечества и других цивилизаций, за своих божков всегда и всюду дрались насмерть.
«Пора вызывать Чудо-Юдо, — подумал он, прижимая лингвар к груди. — За какие-то неполные сутки мне угрожала гибель чаще, чем за всю прежнюю жизнь».
Они выскочили из-за каждого дерева, будто жили в них, прячась до поры и там, в безопасности и недосягаемости, выслеживая добычу, и Кратов сразу вспомнил, как назвал их князек лягушиного племени — Те, Кто Прячется в Стволах. А лингвар натужно и, как выяснилось, невпопад опоэтизировал этот термин, перекрестив их в «дриад». Дриадами здесь и не пахло: более всего эти твари напоминали чертей. Они были такие же верткие, поросшие жесткой пегой щетиной, с длинными проволочными хвостами, а на круглой глазастой и ротастой башке у каждого красовалась пара ощутимо острых рожек. Их было не меньше двух десятков, и двигались они молниеносно.
Охотники взметнули свое дубье, и было страшно угодить под удар этих корявых кусков тяжелого дерева. Но черти не попадали, потому что жили совершенно в ином темпе, нежели огромные и очень сильные, яростно разевавшие редкозубые рты Земляные Люди.
Волна пятнистых тел накатилась на них и разом схлынула. Обхватив лапами распоротый живот, у ног Кратова на парящую лесным теплом землю осел лягушкочеловек — тот самый, что спас его у проклятого омута, что нес на плече его сумку. Выпученные глаза быстро заволакивала смертная пелена. Тонкие губы неумело собрались в дудочку, и слабый свист сорвался с них. «Добрый дух, — бодро гаркнул лингвар. — Не помог. Надо было помочь…»
А кольцо чертей медленно смыкалось вокруг Кратова, и лишь необычный его облик пока что удерживал их от новой молниеносной атаки. Но замешательство с каждым шагом улетучивалось, а охотничий азарт при виде легкодоступной добычи нарастал. И тогда Кратов поднял дубину одного из погибших.
Он проворонил-таки момент атаки, но сумел войти в нужный темп и даже чуть-чуть опередить его. Преодолевая сопротивление вязкого воздуха, Кратов нанес полукружный удар по головам нападавших, словно по частоколу. Он испытал мстительное злорадство от зрелища кубарем разлетающихся в стороны тварей. Быстро развернувшись на месте к тем, что находились за его спиной, он вдруг обнаружил, что оказался один. Будто ворох палой листвы порскнул прочь от порыва ветра — и на поляне остались лишь изрезанные в лоскутья тела Земляных Людей да Кратов-победитель, готовый драться за свою жизнь до последней капли крови, жаждущий новой сшибки и до злости разочарованный тем, что никто больше не хочет на него нападать.
— Ну! — рявкнул он. — Куда же вы, соколики?!
Кто-то суетливо ворочался под деревом, тихонько попискивая и стараясь вжаться тщедушным тельцем в распяленные корни, в мох и грязь, лишь бы с глаз долой. Маленький поджарый чертик, насмерть изувеченный во время схватки.
«Добить!» — мелькнуло в мозгу пьяного от ярости Кратова.
Он шагнул на писк и шевеление.
Чертик поднял тощие лапки, будто прося о снисхождении. Круглая серая головенка его была проломлена и вмята, уцелел один лишь рожок. Блестящие пуговичные глазки часто моргали, подрагивал утыканный жесткими усиками хоботок. «Да что ж я, — замер в ужасе Кратов. — Спятил?! Помочь надо». Он присел на корточки, чтобы получше рассмотреть рану.
И едва успел уклониться от жалящего удара в лицо.
— Дурень! — сердито выругался Кратов. — Я же спасти тебя хочу!
Но чертик уже затих, быстро коченея, на глазах теряя последние капли жизни, уходившие из его жилистого тельца. Тонкие, словно стальная проволочка, пальчики разжались, выпуская на заляпанный кровью мох то самое жало, что едва не отплатило Кратову за убийство.
Заточенный до стеклянного блеска каменный нож.