Поиск Анны
Шрифт:
Репортер с озабоченным лицом и красными от недосыпа глазами как будто обвинял с экрана телевизора.
— Таких заведений в городе несколько, и именно здесь проводят досуг наши дети, — репортер указал на здание на фоне. — Это — компьютерный клуб. Всего за десять рублей каждый ребёнок может оплатить себе час интернета или игры. Но во что они играют?
Местная бабулька как из ниоткуда возникла в кадре.
— Эти клубы — рассадник зла! Сатанинские притоны! — причитала бабушка. — Играют там в свои компуктеры,
Следующий кадр был уже внутри помещения — бледный мальчик лет тринадцати явно чувствовал смущение перед камерой.
— Ну, в разные игры играем... стратегии, стрелялки...
— А ты как считаешь, это делает детей более жестокими? — спросил репортер.
— Нет... в это же всё играют. Это просто игра.
На экране телевизора замелькали кадры игры — вот герой стреляет из ружья, и его противнику отрывает руку.
В полутьме клуба мелькали сгорбленные спины подростков, сидящих перед мерцающими мониторами в полутемной каморке. В кадре появилось суровое лицо репортера с синяками под глазами.
— А вы знаете, где пропадают ваши дети? — строго спросил он. — И во что они играют?
Раздался звонок городского телефона, и Смолина выключила звук телевизора. Анна долго смотрела на телефон, словно не желая вовлекаться в события вне квартиры, вне ее пусть тесного, но уютного мирка.
Телефон продолжал трезвонить, так бестактно врываясь в ее жизнь. Анна нехотя сняла трубку. Рукав халата задрался, скользнув к локтю, и обнажил сеть белых, давно затянувшихся рубцов шрамов на запястье. Анна спешно переложила трубку в другую руку, прикрыв белые полосы рукавом.
— Анна, добрый день. Это Виктор Георгиевич, — послышался скрипучий мужской голос. — Я просто звоню узнать, как дела.
— А точнее — проверить? — сухо спросила Анна.
— Если хотите — проверить. Эмоциональное состояние ребенка крайне важно.
— У нее все хорошо с эмоциональным состоянием. И со всеми остальными тоже.
— А у вас?
— Что — у меня?
— Как дела у вас?
— Я тоже считаюсь ребенком?
— Нет, но вы за него отвечаете. Органы опеки должны быть уверены, что Лена в надежных руках.
— Я заполняю все необходимые документы и предоставляю отчеты, — сухо сказал Анна. — Что еще вам нужно?
— Сотрудничество.
Смолина сжала трубку. Ей хотелось разбить ее о голову владельца этого надменного голоса, который считал, что может измерить любовь сухой статистикой на бумаге.
— Решение по вашему делу принимал мой коллега, но после этого я внимательно изучил ваше досье, и обнаружил в нем белые пятна. Вы никак не коснулись своего детства.
— А зачем вам мое детство?
— Наше воспитание серьезно влияет на всю дальнейшую жизнь. Отношения с матерью, отцом... Вы не стояли на учете у психиатра или в нарколога, но я должен спросить: бывали ли у вас приступы агрессии по отношению к себе или окружающим?
Бывала ли у нее агрессия раньше или нет — было уже не важно. Потому что сейчас Анна явно хотела причинить боль человеку, которого она даже никогда не видела. Смолина взглянула на шрамы, прикрытые рукавом халата.
— Нет. Такого не бывало.
— Допустим. Насколько я знаю, вы больше не состоите в благотворительной организации «AnnaSearch»?
Смолина почувствовала, как мурашки забегали под махровым халатом. В комнате похолодало, словно кто-то открыл окно в прошлое и впустил в ее уютный мирок осеннюю стужу.
— Какое это имеет значение?
— Анна, поймите меня правильно. Вы же работаете. Если днем вы на работе, а вечером уезжаете на поиски людей — с кем будет оставаться Лена?
— Я ушла из поискового отряда три года назад, — холодно сказала Смолина. — Это было указано в моем деле.
— Да-да, я читал. Не смогли искать людей после того случая с мертвым младенцем... Ужасная история!
Голос в трубке продолжал говорить, но Смолина уже не слышала его. Глаза заволакивала пелена гнева, отчаяния, и, кажется, даже слез — если только это не были капли холодного осеннего ливня, неведомым образом вновь настигшего ее спустя долгих три года.
— Ало, Анна, вы меня слышите?
Она с трудом заставила себя выдохнуть:
— Да.
— Повторю вопрос: вы же не планируете вновь заняться поисками?
Небольшой сверток, заляпанный грязью и чем-то еще темным... чем-то...
— Нет. Не планирую.
— Хорошо. Значит, я могу на вас рассчитывать?
В трубке повисла тишина — там явно ждали какого-то ответа. Но что она могла сказать? Как доказать этому человеку, что она в порядке? Анна тихо выдохнула, постаравшись успокоиться.
— У Лены все хорошо.
— Рад это слышать. Потому что, если это не так — вы знаете правила. Нам придется ее забрать.
Смолина ничего не ответила. Она просто молча стояла, прижимая трубку к вспотевшему уху, и чувствовала, как в животе растет комок злости.
— Анна, надеюсь, мы поняли друг друга. Я позвоню через недельку. Хорошего дня! — и прежде, чем Анна успела что-то ответить, раздались гудки.
Он позвонит через неделю! В такие минуты ей хотелось забрать у Андрея свой старый Пинин, прыгнуть в него и через час оказаться в такой дремучей чаще леса, в которой не берет ни одна связь, а уж таких холеных выскочек нет и в помине. При мысли о лесе в голову снова полезли мрачные воспоминания, а перед глазами мелькнула сводящая с ума сцена — стена дождя, низкие, стелющиеся до черной земли лапы елей, словно скрывающие следы преступления, а под ними... под ними...