Поиск Анны

Зорин Алексей

***

В городе Резнов высадил Смолину у Пинина, который, словно верный Хатико, терпеливо дожидался хозяйку. Перед больницей Анна решила заскочить домой — переодеться и принять душ. Смолиной было плевать на то, что о ней подумают врачи и пациенты. Но ей казалось, что на одежде, на волосах и даже на коже осела невидимая пыль Хейнясенмаа — таинственного острова смерти. В этом ощущалось что-то тяжелое, темное, чужеродное, будто нечто невидимое коснулось

Анны иссохшей рукой с длинными когтями. Она ощущала это алчущее прикосновение, и дрожь пробирала тело. Невидимое нечто не жаждало ее крови — ему нужна была душа Смолиной.

В подъезде она на автомате проверила почтовый ящик, и достала оттуда газеты и какой-то конверт. Дома не глядя бросила их около телефона на тумбочку в прихожей, скинула одежду, пропитанную еловым запахом и брызгами Ладоги, и нырнула под душ. Струи теплой воды смывали напряжение и воспоминания, унося их водоворотом в сливное отверстие.

После душа стало легче. Анна поставила турку на плиту, и только тогда вспомнила про письмо. Она увидела отправителя и побелела. Трясущимися руками вскрыла конверт, словно незажившую рану, и пробежала глазами по тексту.

Смолина медленно опустилась на стул. В открытое окно ворвался холодный ветер. Письмо выпорхнуло из ослабевших рук Анны, и, словно мертвый лист, сделав круг опустилось на пол.

Руна 8.

«Коль рассудок мой потерян,

Так мечом его найду я!

Ну-ка, старый Вяйнямёйнен,

Ты, певец со ртом широким,

Станем меряться мечами

Поглядим, чей меч острее!»

Калевала

2006 год, 10 октября.

Петрозаводск.

В кафе было немноголюдно. Резнов и Смолина снова сели в углу, подальше от людей — последнее время они особенно раздражали Анну. Улыбчивые, красиво одетые, весело о чем-то болтающие, строящие планы на будущие. Они даже не догадывались, что происходит в их городе. И что их ждет.

— Меня хотят лишить родительских прав. Прислали повестку в суд.

Резнов тяжело вздохнул. Смолина безжизненно смотрела в остывающий кофе.

— Я... я никогда не говорила, — с трудом сказала Анна. — Я... я не могу иметь детей. Никто не знает, почему. Просто... не могу.

Было слышно, как шумит дождь за окном, а за соседними столиками переговариваются посетители. Недалеко от Анны и Резнова сидели молодые родители с маленькой дочкой лет пяти. Они ели мороженое деревянными палочками.

— У меня никогда не было нормальной семьи, — призналась

Анна. — Я рано ушла из дома. С мужчинами... не складывалось. Я не простая, ты знаешь. Лена — моя единственная надежда. Надежда почувствовать себя матерью. Надежда обрести смысл в этой жизни. Надежда почувствовать что я вообще живу.

— Ань, я... — неловко начал Резнов.

— Не говори ничего, — остановила его Смолина. — Здесь нечего сказать, и ты ничего не можешь сделать. Они заберут у меня Ленку. Я... Если ей будет лучше в другой семье — я приму это. Но я не могу спать спокойно, пока знаю, что на земле существует ублюдок, который руководит сектой убийц детей.

Анна посмотрела Резнову в глаза и тихо сказала.

— Он должен быть уничтожен.

— Ань, я все понимаю... Но что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты подключил свои связи.

— Они и так подключены.

— Ты не понял. Нам надо переходить на новый уровень. Предавать все огласке.

— Хочешь как Листин с Лисинцевой кончить?

— По-другому никак! — покачала головой Анна. — Нам не хватает ресурсов. Нужно обыскать остров, и сделать это официально, с камерами. Чтобы все увидели...

— Увидели что? — с нажимом спросил Резнов. — Что увидели, Ань?

— Я не знаю, — потупилась Смолина. — Но я знаю точно: на острове творится что-то, чего быть не должно.

— Мы ходим по кругу, — скривился Резнов. — Опять домыслы, одни домыслы!

— Да какие к черту домыслы! — взорвалась Смолина. — Карелия трупами завалена! Детей сжигают, люди пропадают! У меня дочь на реабилитации со вскрытыми венами! Какие тебе еще нужны доказательства?

С соседнего столика на них испуганно смотрела семейная пара. Девочка застыла, не донеся мороженое до рта, и мама прижала ее к себе. Резнов сидел, словно нахохлившийся голубь.

— Все сказала? — хмуро спросил он и кивнул на ошеломленных посетителей кафе. — Ты погромче ори, они еще послушают.

— Нет, не все! — Смолина ударила кулаком по столу, так, что кофе выплеснулся из стаканчика. — Я могу долго об этом говорить! О том, как мужики не могут защитить женщин и детей! О том, как какой-то безумный старик создал секту в сердце Карелии! О том, как в рабстве держат людей, милиция не делает ровным счетом ни хрена, а журналисты запуганы! Что еще ты хочешь услышать?

— Ты понимаешь, что если мы предадим это огласке — нам конец? Назад пути не будет. Либо мы, либо они.

— А для меня и так нет пути назад. Ровно с того момента, как я нашла в овраге обгоревшую Машеньку Лисинцеву. И я тебе еще кое-что скажу: все эти люди, — она обвела взглядом кафе, — весь город, вся Карелия — у них тоже нет пути назад. Они в огромной опасности, просто не понимают этого. А мы понимаем. И должны донести до всех.

Резнов молча встал, его желваки ходили ходуном. Он молча бросил на стол несколько купюр и вышел на улицу.