Поиск дорог
Шрифт:
Все та же прохладная рука осторожно приподняла его голову, и он почувствовал прикосновение холодного к своим губам. Сделал несколько глотков. Открыл глаза.
Лицо Кари склоненное над ним. Ожидающее, встревоженное.
— Димостэнис, — выдохнула она, — как же вы нас всех напугали.
Он откинулся на подушки, вновь закрыл глаза.
— Мы плывем назад? В Мюрджен?
— Уже третий день пути. Вы четыре дня были без сознания. Никто не знал, что делать. Я вспомнила, как вы однажды сказали, что мир Фельсевера притягивает вас, и вы по-другому себя чувствуете там. Я подумала, что возможно вам станет легче, если
— Четыре дня, — повторил Димостэнис, прислушиваясь к себе. Прошлый раз он провалялся без сознания четырнадцать. — У меня получилось?
Он не уточнил, но княжна, естественно, поняла, о чем он спрашивает.
— Вы остановили тот обвал и спасли много жизней. Я никогда не видела ничего более невероятного и потрясающего.
— Вы должны были уйти.
Она опустила глаза.
— Я знала, что вы не отступите, — тихо произнесла женщина. — Я верила в вас.
В отличие от него самого. Интересно, если бы она знала, как все было на самом деле, она бы была так уверена?
— Вы чего-нибудь хотите? — спросила Кари.
— Воды.
Она налила из кувшина и протянула ему стакан.
— Что-нибудь еще?
Дим помотал головой.
— Прийти в себя. В голове какой-то шум.
Княжна улыбнулась.
— Я оставлю вас. Чуть позже принесут ужин.
Когда за Кари захлопнулась дверь, Димостэнис осторожно поднялся, пробуя свои силы, дошел до купальни. Там стояла ванная, наполненная водой. Он дошел до зеркала, тяжело облокотился на тумбу, поднял глаза на свое отражение. Осунувшееся лицо с заострившимися чертами, нити серебра в волосах, которых раньше не было, глаза все еще серебрящиеся даже в свете огневиков. Потянулся к хьярту, уже зная, что не почувствует его.
Дим подошел к ванной, опустил руку, вода была холодной. Звать на помощь не хотелось. Слегка поколебавшись, стянул с себя одежду, залез в воду, погружаясь с головой. Пора приходить в себя. Вопреки ожиданию, он не испытал никакого дискомфорта от прикосновения холодной влаги к коже. Он осторожно выпустил воздух из груди, и сделал вздох.
Вода наполняла силой его тело, и ему не нужен был хьярт, чтобы брать ее. Сейчас он может навсегда изменить свою жизнь, надо только принять это тяжелое решение. Чтобы быть ближе к природе, чувствовать ее, дать ей чувствовать себя, брать все, что есть в этом мире и быть его полноправной частью, ему надо перестать пользоваться хьяртом. Не рвать больше мир на куски, а поддерживать и признавать его целостность и тогда он станет тем, кем должен быть, кем он родился.
Тяжелое решение. Пока он был не готов. Вода все так же приятно ласкала, дарила свою поддержку. Дим в какой-то мере почувствовал себя предателем. Он не готов был становиться равным, он все еще чувствовал себя хозяином.
Через несколько сэтов, когда он посмотрел в зеркало, перед ним предстала уже более привычная картина. Да и чувствовал он себя несравнимо лучше. Единственное, что напоминало о случившимся — мысли, непрерывным потоком, грохочущие в его голове.
Димостэнис постоянно возвращался к тем менам, когда чуть не произошла трагедия. Он еще чувствовал в себе отголоски зова, на который не мог не ответить. Ощущение полного растворения в стихиях. Этому невозможно было противиться. Талла призвала на служение, и он откликнулся.
Он мог стать повелителем Элиаса, имей он возможность призвать такую мощь по своему желанию. Вот оно то — чего все так боятся. Из-за чего его предал Аурино, ненавидят советники, Кари пытается перетянуть на свою сторону.
Серебряный горько улыбнулся. Они все, знающие о его даре гораздо больше, чем он сам, изучающие, наблюдающие, разыгрывающие свои блестящие партии, не знали самого главного.
Он не может распоряжаться этой силой по своему усмотрению.
Этого не было в записях Вольмира, не упоминалось ни в каких других летописях и воспоминаниях. Это понимали лишь те, кого мироздание одарило этим даром (или проклятием). Познавали, когда приходило время. В какой-то мере Аурино был прав. Сила Серебряных — миф. Легенда, придуманная ими самими. Для своей защиты.
Когда он зашел в комнату, на столе стоял ужин, горели лампы, огневики, расточающие глубокий, сладковатый аромат. Он знал этот запах ярко-желтых бутонов с большими мягкими лепестками, выращиваемых в долине, из которых делали цветочный благоухающий экстракт. Его добавляли в воду, мазали на тело, обрызгивали волосы или делали масло, которым пропитывали фитили огневиков.
Сильный и чувственный запах расслабляюще кружил голову. Мужчина втянул его в себя, на мгновение прикрыв глаза. Еще роза, мускус и немного ириса. Димостэнис удивился, как легко он различал каждый оттенок сложного букета по отдельности, и это было еще острее и четче чем, когда хьярт выступал главным органом в его организме и был пропитан силой. Перевел взгляд на Кари, сидящую в кресле.
— Я подумала, может, вы хотите есть, — тихо произнесла она.
Он сделал еще один глубокий вдох.
— Когда я хочу поднять себе настроение и избавиться от тяжести какого-нибудь груза, я всегда использую это цветочное масло. Простите, вы выглядели ужасно, я подумала, что это сможет вам помочь. Впрочем, сейчас вижу, что вам гораздо лучше. Я могу затушить.
Дим помотал головой.
— Мне нравится, — он прошел и сел в кресло напротив, с другой стороны стола. — Спасибо вам за заботу, выше высочество. Я ужасно голоден. Вы разделите со мной ужин?
— С удовольствием.
Он и в самом деле жутко хотел есть и поэтому первое время просто отдавался своему нехитрому желанию. Княжна потягивала вино из бокала, смотрела на него.
— Вы теперь герой всего Фельсевера, — произнесла она, — о вас будут складывать легенды.
— Как же их законы? Я должен быть объявлен исчадием Бездны и сожжен на костре.
— Героев не сжигают, под них пишут новые предания. И другие правила.
— Что князь? — Димостэнис положил салфетку на стол и откинулся в кресле.
— Правитель Фельсевера, как и тысячи его подданных увидели истинное величие силы Шакти. Бездна не может наделить человека даром, который уберег от ужасной кончины столько невинных жизней. Все меняется.
— Скажите это Рамиру и Лане, которых чуть не забили камнями, — фыркнул он.
— Всему свое время. Если старый мир разрушить резко, без жалости, до самого основания, то начнется паника. Люди испугаются. Начнут бить в набаты, кричать о трагедии, свергать правителей и придумывать новых Богов. Если это делать постепенно, по кирпичику, разбирая стены старых традиций, то никто и не заметит, что перемены уже вошли в их жизнь. Оглянутся и решат, что так всегда и было. Никакой суеты и ненужных потрясений.