Поиск седьмого авианосца
Шрифт:
Маюми села и подняла свою чашечку:
— За «Йонагу»!
— За «Йонагу»! — откликнулся Брент.
От сакэ напряжение, столько часов не отпускавшее его, наконец ушло. Маюми вновь наполнила его чашечку.
— Наверно, это очень мощный корабль, если ему все нипочем, — сказала она.
Брент выпил, и очертания комнаты потеряли свою прежнюю четкость.
— Да. Он был выстроен на основе самого крупного из всех когда-либо существовавших линкоров класса «Ямато», — он снова выпил, и чашечка его немедленно была наполнена вновь. Он опрокинул и ее, и слова вдруг легко и гладко
— А-а, значит, они с «Йонагой» — однотипные суда? Как это у вас называется? «Систер-шипс», да?
— Не совсем. «Йонагу» удлинили, вместо двенадцати котлов поставили шестнадцать, а водоизмещение увеличили до восьмидесяти четырех тысяч тонн.
— А что же с остальными?
— Все затонули во время второй мировой войны. «Ямато» и «Мусаси» — от бомб, а «Синану» потопила подводная лодка. — Брент снова выпил. — Но сначала они доказали свою беспримерную эффективность.
— Я знаю об этом из газет и телепередач, — сказала Маюми, наполняя сакэдзуки. — Много говорилось об этом классе судов. А теперь «Йонага» — музей вроде «Микасы»? — улыбнулась она.
Брент потряс головой, потому что лицо Маюми стало слегка расплываться у него перед глазами.
— «Микаса» — это тот древний крейсер времен русско-японской войны?
— Да.
Брент засмеялся и словно со стороны услышал свой смех — слишком громкий и не в меру раскатистый. Он покраснел от смущения и сказал:
— Верно. Это очень удобно.
— В каком смысле?
— В самом прямом. «Йонага» как музей-заповедник не имеет никакого отношения к вооруженным силам, столь жестко ограниченным девятой статьей японской Конституции. Памятник старины, реликвия — что с нее взять?! Она внесена в национальный реестр охраняемых достопримечательностей. Кстати, ее командир, адмирал Фудзита, начинал службу на «Микасе».
В наступившей тишине слышался только шум машин далеко внизу.
— Как это может быть? — наконец произнесла Маюми.
Брент расхохотался так, что расплескал сакэ. Маюми вытерла салфеткой лужицу на мраморном столе. Комната стала плавно крутиться перед глазами лейтенанта, но он, подзадоренный недоверчивостью девушки, пустился в объяснения:
— В девятьсот четвертом он вышел из училища мичманом и получил назначение на «Микасу». Тут как раз началась русско-японская война. В Цусимском бою он был командиром орудийной башни. Тогда они потопили целую эскадру, чем он до сих пор гордится.
— Но так не бывает! Что же, он родился в эпоху династии Мэйдзи? Это как если бы в эту комнату вошел сейчас, размахивая своими шестью руками, Ниорин Кваннон! Сколько же лет вашему адмиралу? Сто?
Брент фыркнул, вовремя успев отвести чашечку подальше:
— Именно. Сто. А сейчас я вас удивлю еще больше, — он выдержал драматическую паузу. — Фудзита учился в УЮКе!
— Что это такое?
— Университет
— Да, я слышала, — кивнула Маюми, — что многие наши офицеры продолжили образование в Америке и в Англии.
— Англичане вообще построили ваш флот. И форму, и ритуалы, и даже язык вы получили от них. На «Йонаге» команды до сих пор отдаются по-английски, и, разумеется, весь экипаж обязан говорить на этом языке.
— А семья у вашего адмирала есть?
Брент отпил еще глоток и покачал головой:
— Нет. Все близкие погибли в Хиросиме. Никого, кроме «Йонаги», у него нет. — Он допил сакэ, и сейчас же его чашка была наполнена вновь. Теперь уже комната плавно кружилась как на карусели. Брент со вздохом отставил чашечку. — Все-таки очень странный этот ваш обычай пить — и довольно крепко — на пустой желудок. Никогда я к этому не привыкну.
— Ах, извините, — вскочила Маюми. — Одну минуту.
— Я вовсе не это имел в виду, — в ужасе от своей бестактности сказал Брент и сделал еще глоток.
Маюми засмеялась:
— Но я же готовила в расчете на ваши американские вкусы!
Через минуту она вернулась с подносом, заставленным тарелками с сыром и нарезанным мясом, огурцами, оливками, булочками, горчицей и другими приправами. Посреди подноса дымилась большая кружка черного кофе.
— Вот что мне нужно в первую очередь! — воскликнул Брент, потянувшись к кружке. Потом он приготовил себе многоэтажный сандвич.
Маюми, улыбнувшись, положила на кусочек белого хлеба два тоненьких ломтика мяса.
Брент отхлебнул кофе, и комната перестала вращаться.
— Где вы учитесь, Маюми?
— В Токийском женском университете. Я уже скоро его кончаю.
Брент вгляделся в ее юное лицо: очевидно, девушка старше, чем кажется.
— И чему же вас там учат? — он отставил сакэ подальше и глотнул еще кофе.
— Языкам. Английскому, русскому, немецкому и французскому.
Брент поднял брови:
— Вы собираетесь в стюардессы?
— Нет, я собираюсь работать в фирме моего отца. Он занимается экспортом и импортом.
Лейтенант кивнул, и тут же новая тяжкая дума омрачила его чело:
— Маюми… А вы что, обручены, помолвлены… что-то в этом роде?
Она засмеялась, как умеют смеяться только японки — словно чистый горный ручеек прожурчал по камням.
— Да, что-то в этом роде.
Сандвич застрял на полпути ко рту:
— Неужели?
— Меня при рождении обручили с моим троюродным братом Дэнко Юноямой.
— И вы выйдете за него замуж?
— Раньше этот обычай соблюдался неукоснительно, но в наши дни — нет. Да и Дэнко обзавелся любовницей.
— С мужчинами это иногда случается. Одно другому не мешает.
— Да, в старину считалось так. Но времена теперь другие: после войны благодаря вам, американцам, все очень изменилось. — Она устремила на Брента долгий, ласковый взгляд. — Прежнего не вернешь.
— А как относится к этим переменам ваша семья?
— Отец принял их и смирился с тем, что я не выйду за Дэнко. — Он почувствовал прикосновение ее бархатистой ручки. — Я сама буду выбирать себе мужа, Брент-сан.