Поиски "Озокерита"
Шрифт:
упаковывал в сверточки и десятки раз укладывал их в мешок и выкладывал обратно. Во время подготовки много
дней по нескольку часов ходил он с вещевым мешком за плечами, обтирал пиджак лямками, входил, так сказать,
в роль. Свою культю руки Андрей обработал специальным составом, и она уже не казалась свежей, недавно
ампутированной. Посмотрев на его культю, действительно можно было поверить, что ему оторвало руку, когда
он был еще мальчишкой.
Более часа брел Андрей
улицу Шевченко. Улица эта неширокая, густо застроена
небольшими домами. Почти у каждого дома —
палисадник, под окнами росли тополя, раскидистые кусты
сирени и акации. Многие дома были разрушены снарядами
и бомбами. Булыжная мостовая тоже кое-где разворочена
взрывами.
Андрей шел, как будто не обращая внимания на
редких прохожих, но на самом деле зорко вглядывался в
каждого из них, на всякий случай. Издали он стал присма-
триваться к небольшому серому домику с желтыми ставня-
ми, с высокими тесовыми воротами, около которых было
пристроено небольшое помещение в виде ларька, с двумя
окнами и дверью на улицу. Подойдя к дому, он уверенно
открыл калитку, как будто не раз уже бывал здесь. Поднял-
ся на высокое крыльцо с перилами, вошел в сени, посту-
чал.
— Войдите, — послышался за дверью женский
голос.
Андрей вошел. В маленькой комнате с одним окном
во двор стоял столик, накрытый узорчатой скатертью, не-
сколько стульев, на стенах висели два портрета в рамках, в
одном из них он признал хозяйку дома, знакомую ему по
описанию; налево была дверь в горницу, направо — в кух-
ню.
Из кухни вышла хозяйка — полная женщина, с се-
дыми волосами, собранными на затылке в узел, с веером
морщинок вокруг глаз.
— Здравствуйте, — сказал Андрей.
— Здравствуйте, — ответила хозяйка. — Вы ко мне?
— Нет ли у вас напиться?
— Есть. Пожалуйста. Садитесь. Вы с дороги?
— Да, с дороги. Из Киева пробираюсь, — говорил
Андрей, продолжая стоять
Хозяйка ушла на кухню. Андрей снял вещевой мешок, положил его на пол, присел на стул. Хозяйка
принесла на блюдечке стакан воды. Андрей принял блюдечко, поставил его на стол, взял стакан и начал пить
воду.
Каждое слово, которое он должен был произнести при первой встрече в этом доме, каждый его жест
были точно расписаны, заранее известны хозяйке дома и служили паролем, и слова хозяйки были ответом на
пароль.
На другой день Андрей явился в немецкую комендатуру, где его зарегистрировали по предъявленным
документам…
4.
Тьма как будто отступала от земли, небо словно поднималось, серело. Таня вышла
затем свернула в высокий подсолнух, отошла подальше. В ногах и плечах чувствовалась усталость. Таня сняла с
головы большой платок, постелила и села на него. Сбросила плащ, стянула с ног брезентовые унты. Достала из
кармана флакон одеколона — освежила лицо, шею, руки. Поправила прическу.
На подсолнухе, на траве лежала роса. Из-за бугра выползало солнце, и косые, казалось, холодные лучи
его пробивались сквозь стебли и листья, поднимая легкий, прозрачный парок от земли; крупные капли росы
белели на шершавых листьях.
Таня собралась было уже выходить на дорогу, как вдруг услышала гул мотора. По звуку она определила,
что это был разведывательный немецкий самолет — “рама”, как запросто называли его наши. Обычно немцы
применяли эти самолеты для разведки нашего переднего края. “Странно, что он тут ищет?
– подумала Таня. —
Неужели немцы заметили наш самолет, догадались, что были сброшены парашютисты и сейчас пытаются
обнаружить парашюты? Может быть, подождать мне являться в город, в комендатуру? Нет, наоборот, надо
добраться до города как можно быстрее. А может быть, полеты “рамы” не имеют никакого отношения к нашему
самолету? Ведь немцы используют “раму” и для разведки партизан, а в этом районе действуют партизаны из
соединения батьки Черного”.
Так, раздумывая, Таня переждала, пока самолет не удалился, потом выбралась на дорогу. Сняв серый
жакет, она повесила его на руку. Вязаная сиреневая кофточка с короткими рукавами и серая юбка ладно
облегали ее стройную фигуру. Шла она легкой походкой, посматривая по сторонам на узкие полоски озимых
посевов, на делянки редкой, еще не убранной кукурузы. Таня миновала кукурузу, и взгляду ее предстала
картина, которая заставила сжаться сердце: на маленьком клочке земли дед в порванной длинной рубахе лямкой
тянул соху. Ему помогал подросток, маленькую грудь которого тоже перехватывала лямка. Соху придерживала,
стараясь помогать деду и внуку, седоволосая сухая старуха. Дед тянул, упираясь в землю полусогнутыми
дрожащими ногами, шатаясь из стороны в сторону Он часто останавливался, переводил дыхание, рукавом
вытирал пот со лба и снова налегал на лямки старческой грудью.
Как хотелось Тане подойти к ним, сказать, что недолго им осталось мучиться, Красная Армия идет…
Но Таня подавила в себе желание и, отвернувшись, прошла мимо.