Поиски путей (Лестница из терновника 2)
Шрифт:
— Спаси тебя Творец, Командир! — крикнула Кору.
— Я заберу тебя отсюда, — прошептал Элсу, не надеясь, что она это услышит, понимая, что никогда этого не случится, осознав, что в какой-то давно промелькнувший миг жизни всё пошло не так — а теперь ничего не исправишь. Он подошёл к повозке и запрыгнул внутрь, где оказалась пара жёстких скамеек, а окошко было забрано тонкой решёткой. Следом за Элсу в повозку сел один из офицеров О-Наю; солдат на козлах свистнул лошадям.
Повозка тронула с места. Элсу забился в угол, поджав под себя ноги.
Всё было нестерпимо плохо — но Элсу решительно не мог себе
Запись N135-06; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев.
Южанам не нравится образ жизни северян — и свои апартаменты они переделали, насколько смогли.
Во-первых, они мёрзнут. В комнату, где живут послы, притащили три жаровни; натоплено так, что мне непривычно — в Кши-На любят этакую свежую прохладу. В покоях Государыни — градусов двенадцать-четырнадцать по Цельсию, у южан — все двадцать или больше, и угля они не жалеют.
Во-вторых, им не нравятся изысканные запахи северных благовоний — все курильницы они убрали. Запах дыма от жаровен южанам приятнее, а ещё пахнет овчиной, потом, железом, какой-то пряной травой… Короче, гости создали себе комфортную атмосферу.
В-третьих, Север любит отстранённость и уединение, а Югу неуютно, когда все поодиночке. Видимо, ещё и с тактической точки зрения нервно — а вдруг злыдни из Кши-На решат напасть, убить? За стеной и не услышишь! Поэтому все собрались в кучу: в одной спальне — две постели послов, около двери, в углу — войлочная подстилка для стражника или слуги, в другом углу расположился, поджав ноги, толстый "бесплотный" писец Когу и разбирает какие-то бумаги. Поклонился нижайше, а зыркнул остренько — на его туповатом плоском лице глаза вполне живые и внимательные. Вот интересно, есть ли у него в свите хоть минимальное право голоса? Никудышник, всё-таки…
Эткуру плюхается на постель. Видимо, есть ещё и в-четвёртых: постели в северном стиле жестковаты — все подушки, сколько их нашлось в апартаментах, стащили сюда, на эти две кровати. И Эткуру усаживается, облокачиваясь на дюжину подушек, как падишах.
Северяне на постелях спят, а не принимают гостей. Я собираюсь сесть на пол — тем более, что его застелили войлоком поверх циновки — но Эткуру хватает меня за руку и тащит к себе.
— Садись сюда. Язычники не могут сделать нормальных подушек — пух лезет, когда на них садишься. Поэтому — сюда.
Да ну и ладно. Я сажусь рядом с ним. Он широко улыбается и толкает меня в плечо:
— Здешнее вино — отрава это, а не вино. Вино — у нас. В Чангране. Тут винные ягоды не растут. Тут ничего не растёт, так. Соня!
Я киваю, улыбаюсь в ответ. Входит Соня — человек-загадка. Мои друзья из Кши-На думают, что он — переодетая девица — у меня есть прямая возможность выяснить, что ж это за странное явление природы.
Пока Эткуру распоряжается насчет вина, я рассматриваю Соню.
На нём — странная одёжка: штаны в плиссированных складках, как юбка, широкий блестящий пояс и рубаха из шелковистой ткани — на тонкой фигурке мальчишки, подростка, хотя, для ребёнка Соня слишком высокий. Но, похоже, не девушка — грудь совершенно плоская.
Зато волосы у него длинные и роскошные, заплетены в четыре косы с серебряными зажимами вполне ювелирной работы на концах, перехвачены тонким серебряным обручем на лбу. И обруч — штучное украшение, не холопское: по северным меркам, слуга выглядит шикарнее собственных господ.
А вот лицо у Сони изуродовано. Видимо, клейма рабов — это не художественная вольность рассказчиков, а жестокая правда. А может быть, эта сложная татуировка, жутко выглядящий чёрно-синий орнамент на смуглой коже — считается украшением, а не уродством? Спирали и стрелки орнамента начинаются на лбу, под топазом диадемы, спускаются по переносице, переходят на щёки. Верхние веки отчёркнуты длинными линиями, на подбородке — последняя стрелочка, остриём к губам… Однако, южане татуируют не только женщин? Но — трофеи? Или как?
Возраст за сеткой татуировки определить тяжело, как за вуалью. Заживающая ссадина на скуле Сони нарушает узор справа… эге… Жизнь у него, однако, не малиновый сироп.
И слушая приказ, Соня не смотрит на Эткуру — ресницы опущены, руки сложены на груди — моя невольная ассоциация: "слушаю и повинуюсь". Дослушав, кланяется, бесшумно выходит, пятясь до двери — не поворачиваясь спиной.
— Эткуру, — спрашиваю я, — а Соня — бестелесный?
— Бестелесный, так, — благодушно и небрежно отвечает посол. — И безмозглый. Надоел.
— Как-то он не похож на остальных бестелесных, — говорю я. — Они обычно плотнее, грубее… и лица другие.
— Смотря когда обрезать, — поясняет Эткуру безразлично и непринуждённо, как о животном. — Если в Поре, то будет — как Когу. А если раньше — как Соня. Игрушка.
Лянчинская игрушка. Ага. Теперь понятно, почему с точки зрения северян это — чудовищное оскорбление, даже если сказали в шутку. Нельзя в Кши-На шутить такими вещами.
— Он — раб для спальни? — спрашиваю я, внутренне напрягаясь. Не знаю, как Эткуру отреагирует — северянин мог бы взбеситься из-за одного предположения. Впрочем, принц спокоен, как слон.
— Он — раб для всего. Для спальни — хуже всего, — в тоне мне чудится тень досады. — В этой спальне — я сплю, так. Рабыни Прайда — дома, а здесь — что здесь! Гуо здесь. Лев запретил брать северянок — Барс взбесится. Плебеи-девственники ведут себя, как братья. Невежество.
— "Как братья" в смысле "как львята"?
— Так. Наглые. Грязно.
— У тебя дома остались прекрасные женщины, да, Эткуру?
Принц дёргает плечом:
— Не такие, как гуо. Анну — солдат, у него были прекрасные. В песках. В чужих городах. Э-ээ, как это? Женщины пока. Женщины до. Не совсем. У меня — простые. Но мои и совсем.
Эткуру говорит на языке Кши-На сплошными ребусами, и я решаюсь.
— Эткуру, — говорю я, переходя на лянчинский, — давай разговаривать по-вашему?
Принц хохочет, как мальчишка:
— Хей-я! Ник, ты фыркаешь, как уставшая лошадь! Очень смешно.
Я смеюсь вместе с ним — у меня было маловато языковой практики.
— Это пока, Львёнок! Я обязательно научусь — слушая тебя.
— Да? Хорошо.
В комнату входит Соня. У него в руках широкая плетёная корзина — в таких северяне хранят постельное бельё и некрашеный шёлк, но слуга принца использует её вместо подноса. В корзине — бурдюк, чашки из матового стекла и завернутый во влажную ткань брусок чего-то.