Поиски путей (Лестница из терновника 2)
Шрифт:
— Плохо встретили?
— Хорошо! Простите, Учитель, я знаю, не стоит кричать… он налил жасминового настоя, сказал, что может мою жизнь устроить…
— В наложницы позвал?
Краснеет — пятнами. Сжимает кулаки, отворачивается, говорит в стену:
— Хуже. Я подумал, что в наложницы. Ещё сказал, вежливо, мол, это лестно, но у меня Официальный Партнёр, поединок назначен… Тогда он сказал… Учитель, можно не повторять? Что он не собирается меня резать, а… нет, я не могу, простите.
У меня в голове появляются
— Понятно. Он предложил тебе кое-какие грязные вещи, а ты съездил ему по физиономии — я догадался? Ты подумал обо мне то же самое, там, в Доме Порока — поэтому заодно решил врезать и мне? На всякий случай?
Усмехается, невесело.
— Да… Он говорил такое… и так… я не знаю, как так можно… делается мерзко от одной мысли… Ну да, я его ударил. А он позвал слуг, меня заперли. И донесли… в общем, донесли, что меня остановил его привратник и отобрал какое-то его барахло и деньги. А дальше вы знаете.
— Наверное, не стоило сразу его лупить?
— Я больше не мог быть вежливым. Я… я удивился. И разозлился. И… не мог, в общем. Ну да, у меня не было шансов. И вообще… я написал отцу И-Цу, а он прислал несвёрнутый лист с оборванным краем. С одной строчкой: "В моей Семье воров не будет". А сам И-Цу вообще не написал ни слова… я думал, сдохну… Мама продала дело и уехала в Э-Чир, к дальним родственникам — не захотела, чтобы Братишкам всю жизнь тыкали в лицо этим…
— Разбил жизнь тебе и твоей Семье — ровно ничем не рискуя…
Ри-Ё заглядывает мне в лицо снизу вверх:
— А вы скажите о нём… Государю, а не Государыне, а, Учитель? Государыне нельзя говорить таких грязных вещей, а Государь не позволит ему… не велит сделать так ещё раз…
— Ох, Ри-Ё… ну конечно, Государю — никак не ниже: это же государственное дело! Малыш, скажи, зачем нам рассказывать таким важным особам? Как ты думаешь, что станется с детьми старого дурака, если он отправится на каторгу, а его имение конфискуют?
Ри-Ё моментально понимает, вздыхает, чуть пожимает плечами:
— Вообще-то, я не думал, что его дети… что с ними… может случиться то же самое. Они-то при чём?
— Ну так вот мы и накажем только того, кто виноват, — говорю я, и Ри-Ё улыбается.
Поэтому мы нашей Государыне ничего не рассказываем. Только выражаем уверение в совершеннейшем почтении и преданности, а ещё просим милости к тому, кто был осуждён безвинно: "Ну вы же знаете меня, Государыня — это совершенно точные сведения". И Ра так улыбается, подписывая бумагу о реабилитации, что Ри-Ё шатает, когда мы выходим.
А возвращаясь с аудиенции у нашей августейшей дамы, мы заглядываем в приёмную Уважаемого Господина Канцлера. К нему частенько захаживают сановные бюрократы с докладами; я рассчитываю тут кое-кого повидать — и попадаю в точку. Господин Сборщик Налогов, немолодой холёный вельможа, безделушек на котором больше, чем на Ар-Неле, замечает меня, довольно-таки жеманно улыбается и кланяется.
Ри-Ё стискивает зубы и дёргается вперёд. И Уважаемый Господин его узнаёт — в шёлковом тряпье пажа важной особы, в чеканных браслетах и с очень приличным мечом: могу я сделать пару подарков парню, которого лишили всего?
И мы с Ри-Ё наблюдаем потрясающую игру красок на физиономии Уважаемого Господина. Он на наших глазах стареет лет на пятьдесят.
— Ри-Ё, — говорю я, — это, кажется, тот самый тип, о котором ты мне рассказывал?
Если бы взгляд разил, как меч, Сборщик Налогов рухнул бы трупом, но эмоции Ри-Ё не имеют убийственной силы, поэтому его недруг только отступает на шаг и пытается скрыть, как его трясёт.
— Как ты думаешь, Ри-Ё, — говорю я, — наверное, тяжело чистить нужники в таком возрасте?
Мой юный друг бессердечно хохочет. Его враг очень хочет что-то сказать, но не может придумать слов. Я улыбаюсь.
— Знаешь, что? — говорю своему пажу. — Надо будет поговорить с Шефом Гвардии. Или лучше — с Господином Куратором Департамента Добронравия?
Ри-Ё улыбается чудесной детской улыбкой, радостно кивает. И мы уходим, так и не позволив Сборщику Налогов что-нибудь придумать. Всю дорогу в мои апартаменты Ри-Ё смакует эту сцену; кажется, ему легче.
На следующий день мы получаем письмо и посылку от нашего Господина-Ржавый-Клинок: в письме он называет Ри-Ё "Уважаемым Господином" и горько раскаивается "в произошедшем между ними недоразумении", в посылке — меч и нож старинной чудесной работы, которые явно обошлись Сборщику в небольшое состояние.
Ри-Ё орёт на лакея, швыряет скомканное письмо в выстланную шёлком коробку с оружием, суёт всё это посыльному в руки и велит передать Господину-Раз-Навсегда, чтобы он затолкал это письмо себе в глотку при помощи меча. Я наблюдаю и тихонько веселюсь. Я уверен, что на этом история не закончится.
Точно. Вечером мы получаем второе письмо и посылку. В письме наш недруг сообщает, что сообщил в Департамент Добронравия о своей досадной и трагической ошибке и что умоляет его простить великодушно. В посылке на сей раз — деньги, весьма серьёзные. И Ри-Ё тут же выражает страстное желание швырнуть это всё в физиономию пославшему.
— Дружок, — говорю я, — подумай о матери, ей наверняка непросто одной с детьми. Хватит с него — он обгадился от ужаса и больше в жизни не предложит порядочному человеку какую-нибудь мерзость. Я понимаю, что тебе непросто его простить — но твоё доброе имя он восстановил. Я надеюсь, теперь всё будет хорошо.
Ри-Ё задумывается. Рана, нанесённая его гордости, ещё слишком свежа — и неприятно брать деньги в виде компенсации за оскорбление, но, видимо, о матери в чужом городе тоже думается…