Поиски
Шрифт:
— Не думаю, что я сделал бы это, — сказал я.
— Нет, — сказала Одри. — Боюсь, что ты не бросил бы. Но я неподходящая жена для деятельного человека. Я слишком быстро перестаю быть серьезной.
Опять мы молча разминулись с Рут и Чарльзом.
— А если бы я попросила тебя вернуться, — сказала она, — интересно, что бы ты сделал?
— Не знаю, — ответил я, стараясь попасть ей в тон, — наверно, ты сама бы не захотела.
— Вероятно, — сказала она.
— Что же ты собираешься делать? — спросил я. Мы говорили начистоту.
— Я связана с Чарльзом, — сказала она. — Было время, когда я думала уйти от него. Теперь я этого никогда не сделаю. Я связана с ним.
— Я так и подумал, — сказал я, вспомнив свое впечатление, когда она приехала три дня назад.
— Это не значит, что если бы я теперь впервые встретила тебя, то возражала бы против романа с тобой. Хотя я чаще увлекаюсь большими и глупыми мужчинами.
— А как Чарльз?
— Чарльз в таких случаях приходит в ярость. И некоторое время не изменяет мне. Мы привыкли друг к другу. — И вдруг она совершенно неожиданно сказала: — Артур, я благодарна тебе за это твое предложение. Ты проследишь, чтобы он довел дело до конца? Он будет лениться и придумывать себе извинения и уверять тебя, что работает, в то время как на самом деле будет стараться добыть деньги игрой в бридж. Ты ведь все это знаешь. Но ты будешь присматривать за ним?
— Буду, — ответил я.
— Ему ведь, ты знаешь, ужасно хочется создать себе имя. Если ему это не удастся, он станет еще хуже. А для меня будет невыносима видеть, как он стареет и все больше разочаровывается. Я же связана с ним на всю жизнь.
— Я позабочусь, чтобы он сделал приличную карьеру, — сказал я.
— Мы с тобой довольно странно провели время, — сказала Одри, — но так уж приходится.
Когда они уехали, Рут весь день была очень нежна со мной. Мы пили чай в саду, весело болтая и испытывая удовольствие от того, что мы одни. Мы были в том состоянии, которое наступает обычно после успешного приема гостей, когда вы прощаетесь с последним гостем, смотрите друг на друга и со счастливым облегчением вздыхаете.
— Очень приятные люди, — сказала Рут, допивая чай. Она полулежала в шезлонге.
— Думаю, что ты права, — сказал я, — хотя мне, естественно, трудно судить.
— Ты хочешь сказать, что друзья…
— Первых друзей всегда ценишь дороже, чем они на самом деле стоят. Даже если обнаружишь, что у них вообще нет никаких достоинств, все равно они тебе дороги.
— Мне очень понравился Шерифф, — сказала Рут.
— И Одри мне тоже понравилась, — добавила она. — Мне кажется, я могу понять, почему ты был в нее влюблен.
— Она была гораздо интереснее в двадцать лет, — сказал я. Это была только наполовину правда. Мне было приятно преувеличивать, и это была как бы месть за старое оскорбление. — Она довольно быстро сдала.
Рут кивнула. И потом торопливо добавила:
— И все-таки в ней все еще есть что-то такое, чего недостает другим женщинам.
Она хотела быть великодушной. Это было так мило с ее стороны. Она сказала:
— Я только думаю, достаточно ли она хорошая жена для Шериффа?
Я с удивлением глянул на нее.
— Я хочу сказать, — продолжала Рут, — что он мог бы добиться большего с другой женой, которая относилась бы к нему с большим вниманием.
Рут хотелось бы взять карьеру Шериффа в свои руки, подумал я весело.
— С ним было бы трудно любой женщине.
— Ты уверен? — спросила Рут.
— Он не обладает ни одной из серьезных добродетелей, — сказал я. — У него нет даже тех достоинств, которые помогают делать карьеру. Он нечестен. И в то же время он не бесчестен в общепринятом смысле.
Рут нахмурилась.
— Я не могу отделаться от впечатления, что ты о нем неправильно судишь.
— Большинство людей по его виду подумали бы то же самое, — улыбнулся я. — Помимо таких существенных и неосязаемых достоинств, как обаяние и живость, — сказал я, — о нем удивительно мало что можно сказать. Некоторые остатки благородства вперемешку с жульничеством. Несколько раз, бывало, он платил за еду, когда у него было очень мало денег, а у меня вообще не было. Он принимал горячее участие во множестве моих успехов и планов и никогда не проявлял мелочной зависти. Вот почти и все.
— Ну, а что же на другой стороне медали?
— Я знаю его почти пятнадцать лет, — сказал я. — За это время он наговорил невероятное количество лжи, большей частью совершенно бесцельной. Он занимал у меня деньги всегда, когда я только мог дать их ему, и ни разу не вернул ни шиллинга. Он по крайней мере дважды надул меня с долгами, которые мы делали совместно. Он увел у меня мою девушку. И у меня нет сомнений, что он попытается соблазнить мою жену.
— И тем не менее, — улыбнулась Рут, — ты берешь на себя труд устраивать его карьеру.
— Ну, а почему же нет? — сказал я.
— Может быть, он действительно такой, как ты говоришь. Нет, он, конечно, именно такой, прости меня, — поправилась Рут. — Но, несмотря на все это, я хочу, чтобы ты ему помог. Этот случай может дать ему возможность исправиться.
Я улыбнулся. Это было совершенно невероятно.
— В конце концов, — сказал я, — мне бы хотелось облегчить ему жизнь.
Глава IV. Новое восхождение
Последующие несколько месяцев я занимался устройством карьеры Шериффа. Рут принимала в этом живейшее участие, и мы вместе строили планы, сожалея, что придется так долго ждать результатов. Тем не менее я помог ему в начале работы над одной перспективной проблемой, а Рут устроила для него обед, на который пригласила Остина и Константина. Шерифф моментально очаровал их. Я должен был слушать, чуть криво улыбаясь про себя, как Остин говорил, что он очень рад встретить молодого ученого, с энтузиазмом относящегося к своей работе, в наши дни, когда люди становятся слишком темпераментными для тяжкого будничного труда. Остин закончил свою речь тем, что мое отступничество было вызвано не недостатком способностей, которые ему были известны, и не отсутствием склонности к исследованию, чего он просто не мог бы понять, а исключительно моей ленью. А я в это время писал по восемь часов в день, что соответствует четырнадцатичасовому рабочему дню ученого.