Шрифт:
Глава 1
По обеим сторонам долины, постепенно сливаясь с небом, круто вздымались скалы. Вечерело, и тени сгущались над дикими и пустынными вересковыми полями. Голубая дымка, повисшая было в воздухе, вдруг опустилась, словно занавес, и снова поднялась, будто бесчисленная стая духов кружилась в каком-то мистическом, ритуальном танце.
Тропинка, бегущая по краю обрыва, таила в себе много опасных поворотов, но девушка ступала по ней с грацией и легкостью лани, ее уверенная поступь была точна, голова гордо вскинута.
Она поднималась все выше и выше, мимо входа в старую усадьбу. И вот девушка добралась до пролома в ограде из песчаника. Тут она сошла с тропинки, перелезла через узкий проем и направилась к отдаленному холму.
На гребне холма, в окружении тисов, мрачно возвышающихся на фоне темнеющего неба, находилась усыпальница всех Фэншо, которым когда-то принадлежала и усадьба, и обширное поместье Коллдертон.
Усадьба давно лежала в руинах, могилы пришли в запустение, кроме одной, еще свежей.
Девушка долго стояла над ней сцепив руки, со слезами в глазах и с такой ненавистью в сердце, которой с лихвой хватило бы на десятерых.
Наконец она оторвалась от исступленного созерцания могилы и замерла, вглядываясь в мирную долину, лежащую далеко внизу. Она смутно различала вереницу нищих хижин на высоком берегу реки, которые портили пейзаж. Равнина была усеяна пнями с вывороченными корнями – печальным свидетельством того, что люди и машины не пощадили старых великанов. Последний из Фэншо умер от разрыва сердца – не выдержал издевательств над своей землей – по крайней мере, так говорили. А случилось это сорок лет назад, когда было построено первое водохранилище.
А теперь здесь лежит Поль, ее отец, который тоже любил эту долину.
Так же как его отец и дед, он родился здесь. Те, кто предпочел селиться на унылых пеннинских вересковых полях, были непростыми людьми. Дружные и стойкие, они жили изолированной общиной, спаянные единой целью – выжить на этих скудных землях.
Эти люди изо всех сил пытались бороться с планом индустриализации долины Коллдер, но их борьба была обречена с самого начала. Что могли они сделать – кучка людей – против огромного города, против правительственных чиновников?
Одна за другой семьи уезжали из долины, и едва кто-то покидал свой участок, как жилища тут же уничтожались, тяжелый труд целых поколений исчезал за какие-то часы. Вырубались сады, сжигались амбары и навесы для скота.
Поль, ее отец, продержался почти год.
Около изгиба реки, в том месте, где она водопадом низвергалась с утесов, девушка остановилась, бросив озабоченный взгляд на колышки, которые показывали, насколько высоко поднялся уровень воды в реке. Колышки были равномерно размещены по всей затопляемой территории, и, отыскав ближайший, она облегченно вздохнула. Этот водопад был одним из любимых мест отца. Его нужно было спасти.
Вдали виднелся коттедж. Низенький, покрытый соломенной крышей, он уютно устроился в изгибе террасы рядом с мостом Пекхорс, там, где речка Хантер соединялась с главным руслом Коллдер. В окне приветливо мерцал огонек, зажженный благодаря миссис Фостер из уединенной гостиницы в полумиле отсюда. Ей было совсем не обязательно приходить, она была всего лишь соседкой, но такой доброй и заботливой.
Толкнув дверь, девушка оказалась на крошечной кухне. Здесь было тепло и уютно, пахло парафином и горящими поленьями. На коврике лениво потягивалась кошка. Она снова свернулась клубком, возобновив прерванный сон. Охватив все это одним печальным до отчаяния взглядом, девушка подошла к огню и протянула к нему руки.
– Кэти, дорогая, где же ты была? Надеюсь, ты не поднималась снова к могиле? Ты не должна этого делать, дорогая, это нехорошо.
Миссис Фостер подошла к ней, вытирая руки о передник.
– Я тут прибралась, а в печи тебя ждет пирог. Я не думаю, что ты ела сегодня.
Кэти ничего не ответила. Деньги почти кончились, но гордость не позволяла ей признаться в этом. Отвернувшись к окну, она облокотилась о широкий подоконник и стала смотреть на соседние домики. В окнах стали появляться огоньки, были видны силуэты людей. За каким же он окном? – раздумывала она.
– Миссис Фостер, вы когда-нибудь ненавидели кого-нибудь так сильно, что внутри все горело от злости? – спросила она, не поворачивая головы.
– Нет, никогда, и ты не должна! Этот мужчина нам совершенно неизвестен, и, скорее всего, мы так и не узнаем, кто он такой. Ты ведь даже не знаешь его имени!
Задумчивый взгляд девушки остановился на грузовике возле чьих-то освещенных окон. «Браун и Дэвис»… но ведь уже не существовало ни Брауна, ни Дэвиса.
– Он убил моего отца.
– У твоего отца был удар; у многих случается удар – у моего отца тоже был удар. А теперь присядь, дорогая, а я принесу пирог. Тебе станет лучше, когда ты поешь.
Стол был уже накрыт, и Кэти села. Не важно, что говорит миссис Фостер, но этот мужчина – «Большой Босс», как называли его здесь в долине, – был виновен в смерти ее отца.
Миссис Фостер вытащила пирог из печки и поставила его на стол.
– Ну-ка, поешь хорошенько, а я пока приготовлю тебе чай.
Она вышла из дому, чтобы наполнить чайник из колонки, и Кэти услышала знакомые звуки воды, падающей на гальку. Река рядом с ее домом уже не струилась, как прежде, ее воды были закованы в трубы и направлены в водохранилище Тордейл, вниз по течению. А эту часть долины осушили для того, чтобы продолжать работу на дамбе. Миссис Фостер вернулась и поставила чайник на огонь.
– Они говорят, что искусственное озеро пойдет на пользу долине, – пробормотала она, словно прочитав мысли Кэти. – Ты должна признать, что водохранилище Тордейл очень красиво.
– Человек не может улучшить природу. – Кэти уплетала огромный кусок пирога, с удивлением обнаружив, что получает удовольствие от еды. – Как хорошо, что вы пришли, миссис Фостер. Большое спасибо за пирог.
Пожилая женщина молча наблюдала за ней, отмечая болезненную худобу ее рук и тела, бледность кожи и печальные глаза. Они были необычного дымчато-серого цвета и казались слишком большими для ее личика, обрамленного длинными и прямыми волосами цвета темной бронзы.