Пока цветет жасмин
Шрифт:
POV Палами.
Знаете, я не понимаю, что вообще со мной происходило в тот момент, но как только я взяла на руки этого ребёнка, как в сердце что-то екнуло. Я сразу же стала чувствовать просто неописуемое тепло, какую-то энергию, которая исходила от этого ребёнка. Он был для меня чужим, но я уже чувствовала нечто такое, что не могу передать. Наверное, меня не поймут особи мужского пола, ведь только женщина может такое чувствовать к ребенку - пусть даже не к своему. Наверное, это инстинкт материнства, который заложен в каждой женщине природой. Ну, или я не знаю, как это описать, но в тот момент мной овладело странное желание. Желание защитить этого ребёнка, приютить его и никому не отдавать.
Я всегда любила детей.
Для того, чтобы превратить чистую душу в черную, Аластар показывал пытки. Он пытал их такими способами, о которых я даже не могу рассказать. Я видела собственными глазами как мучились грешники, как их израненные души разрывало на куски, как они испытывали такие муки, что врагу не пожелаешь. Я каждый день слышала стоны и мольбы о пощаде, чувствовала, как барабанные перепонки разрывало от истошных воплей грешных душ. И это все доставляло моему учителю радость.
Для нас же, демонов, это была своеобразная демонстрация, чтобы мы становились такими, как он - палачами. Аластар думал, что такими показами сможет лишить остатки чувств, остатки чего-то положительного. И он был прав. Многие демоны и лишались умения чувствовать, переживать, становясь жестокими адскими палачами, от рук которых выли и стонали грешники. Но это было не про меня. Я пытала, выполняла беспрекословно приказы, пытала так, как меня учили. Я смогла из обычной шестерки, которая выполняла самую ужасную и грязную работенку в преисподней, подняться до ученицы Аластара и завоевать его расположение. О, совсем случайно, но ведь смогла! Я была усердной ученицей, впитывала знания как губка, и не раз давала ему повод для гордости. Я старалась не упасть в грязь лицом, и должна была делать все, дабы не потерять его доверие. Я должна была быть образцовым палачом, на которую рассчитывал Аластар, и я все делала для этого.
Но ещё я отличалась от других. В его группе было достаточно учеников, но я отличалась от них всех. Знаете чем? Правильно, эмоциями и чувствами. Сколько Аластар не пытался выбить из меня эти чувства, заглушить их, подавить, у него ничего не выходило. Я за это оказывалась в пыточной и несла наказания. Причем, это были такие наказания, которые я не могу передать словами. Но сколько бы он меня из-за них не пытал, (черт, его методы воспитания оставляли желать лучшего) ничего не выходило. Чувства оставались. Я винила во всем свой истинный сосуд, думала, что иногда попадала под её эмоции. В общем, не важно. Важно то, что убить в себе эмоции и чувства у меня не вышло.
Так и было.
И именно эти самые чувства не дали мне тогда пытать того маленького мальчика, из-за которого я пошла против своего учителя. Я плавно подошла к теме детей. Именно сострадание и жалость к ребёнку не дали мне исполнить приказ. Я прекрасно понимала, что мне будет, знала, что наставник не оставит такое поведение безнаказанным, ведь это было прямым неповиновением, которое он пресекал самыми виртуозными пытками из его арсенала. Я сжалилась над тем мальчиком и правильно сделала. Я понимала, что наказания мне не избежать, и лучше его понесу я, чем этот ребёнок. Тогда-то я и поняла, что до сих пор люблю детей. Даже после своей смерти. Пыточная? Отлично. Только для меня, а не для него.
А потом появился Люцифер.
Но я вернусь к своим баранам. Закрутила я рассказ, пора и
Так вот, ещё тогда, когда я находилась в пыточной, я снова почувствовала сострадание к малышу и не смогла его пытать. То было странное чувство, которое я не могла передать. То же самое было и сейчас. Я держала на руках эту новорожденную, смотрела в её янтарные глазки и нежно гладила пальцем её щечки. От малышки все ещё пахло так, как пахнут младенцы. Сладкий запах молока. Она так мирно и спокойно спала, как будто и не понимала, что её бросила мамашка. Ей было пофиг на этот большой-большой проблемный мир, на взрослую жизнь. Она только сладко спала, зная, что находится на моих теплых руках, и что она пока под защитой. Что я не дам её в обиду.
Неужели во мне резко проснулось какое-то там материнское чувство? Неужели я невольно стала что-то испытывать к совсем чужому, похищенному ребёнку? Но ведь она была такой маленькой, и она сразу же мне подарила то тепло, которого последнее время мне так не хватало. Одним своим присутствием она заставила меня чувствовать что-то новое, раннее неизведанное.
И тут я подумала… А если бы у нас с Люцифером был ребёнок? Я хотела ребёнка, очень хотела, но родить не могла. Да и он в темнице. Нас разлучили. Но все равно ребёнка мне хотелось. Я невольно представила, что сейчас держу нашего ребёнка, что этот ребёнок видел мое сердце изнутри. Что он был таким любимым мне и долгожданным, и главное, что он был от Люцифера. Знаете, я не могу точно сказать, какой бы я была мамочкой, но наверняка бы я не отказалась от своего ребёнка, наверняка бы я его любила, безмерно, бесконечно… Любила бы такой любовью, которая людям не свойственная. Я бы любила его, потому что понимала бы, что в нем течет наша с Люцифером кровь.
Ладно, помечтала, и на этом все.
Конец POV Палами.
И вот, пока Палами обо всем размышляла, новорожденная открыла глазки, зевнула. Покряхтела недовольно, поворочалась - Палами так и чувствовала, как движется тельце девочки под пеленками. А потом открыла беззубый ротик и заплакала. Пока это был тихий плач, но вскоре он мог бы превратиться в нечто большее… Как только ребёнок начал хныкать, Пройс положила ребёнка на кровать и склонилась над ней.
— Ну что, ты же будешь сильной? Ты же не будешь сильно плакать? Малышка, ты только не плачь. Нам с тобой совсем привлекать внимание. Пожалуйста, перестань плакать, потому что я в доме не одна, и если сюда зайдет Мэг или Аластар, мне будет сложно объяснить, откуда ты взялась и зачем ты мне нужна. Кстати, ответа на этот вопрос я и сама не знаю. Так что, прошу тебя, милая малышка, сжался надо мной и полежи тихонько, как мышка, договорились? А я сейчас позову одного дядю, и мы с ним все решим. Вот и умничка.
Пройс встала с кровати, и накрыв притихшую новорожденную теплым одеялом, негромко крикнула:
— Я выполнила Ваш приказ. У меня ещё осталось пятьдесят минут, и я уложилась во время! Появитесь.
В комнате снова замерцал свет. Вторая люстра, которая тоже слишком часто страдала, теперь начала раскачиваться, подобно первой. Хорошо, хоть не упала. И когда все стихло, а свет перестал моргать и люстра - раскачиваться, в углу спальни показалась фигура мужчины с деревянной тростью.
— Хорошо, Палами, хорошо, — сказал он, выходя на середину комнаты.
А ребёнок опять залился плачем.
Продолжение следует…
========== Сделка (Часть 3) ==========
Палами подошла к кровати, когда малышка оглушительно кричала. Ребёнок как будто чувствовала какую-то беду, которая должна была сейчас произойти. Палами запаниковала, почувствовала, как страх сковывает тело, достает до самого разума. Но назад пути не было уже. В спальне уже находился Смерть. Все также облокотившись на деревянную трость он смотрел на экс-демона. Пройс, повинуясь какому-то инстинкту, подхватила малышку, прижимая к себе. С минуту они смотрели друга на друга, глаза в глаза.