Пока цветет жасмин
Шрифт:
— Не буду тебе говорить, Габриэль, как я попала в армию к Рафаэлю и как я стала ангелом. Это не важно. Хотя я и сама почти ничего не помню. Как только я сюда попала, как будто пропали воспоминания. Мне как будто кто-то просто стер память. Рафаэль, видать, постарался. Я думаю, точнее, я догадалась, что это его рук дело. В итоге вот… Я почти без памяти в его армии. А вот когда ты объявил братишке войну, тогда я и пыталась сбежать, чтобы тебя не видеть. Я не хотела воевать против тебя, и поэтому пыталась убежать от всего этого кошмара. У меня почти это получилось. Но твой братец меня поймал. Уже было три боя, но я вообще не выходила туда и не боролась против тебя. Всегда избегала
Архангел внимательно выслушал ангелессу, не зная, что отвечать. Все это было словно какой-то сон. Вот она — его любимая Орабель. Стоит перед ним в просторном белом платье с небольшими цветочками. Бинты на её руках и ногах развевает легкий ветерок, а кудрявые, черные пряди небрежно спадают на загорелое от солнца лицо.
— Выходит, ты ничего не помнишь? — решился спросить он, создавая из воздуха шоколадный батончик.
Видя такое, ангелесса засмеялась. От звонкого, такого любимого и такого родного смеха, ему и самому захотелось засмеяться. Он снова почувствовал, как былая любовь оживает. Как прошлое превращается в настоящее, и как земная жизнь снова берет его в любовный плен. Он ощутил то тепло и нежность, которые всегда ему дарила Орабель. Он ощутил такой знакомый запах её волос, увидел такую знакомую и родную ему родинку на её щеке.
— Помню, Габриэль, ровно на половину. Помню, как ты меня лечил, когда я заболела, как заставлял чуть ли не силой кушать тот куриный бульон. Помню, как я прятала от тебя конфеты, как ты за мной бегал летом, и как мы вместе купались в реке Луаре. Как мы с тобой выходили на шашлыки, как брали моих друзей и все вместе играли на природе в мяч. Я не помню, как сюда попала. И не помню свою смерть. Мне стерли именно это воспоминание. А потом я попала сюда, на службу к Рафаэлю.
Фокусник посмотрел на бывшую подругу. Пока она говорила и вспоминала, он стал мимолетно улыбаться. Сейчас его Орабель, его такая родная и любимая девушка стоит в пяти метрах от него и вспоминает их земную жизнь. Вспоминает, как им было весело на Земле, и как они хорошо проводили время вместе. Как сидели под покровом летней ночи на лавочке и считали звезды, как рассказывали друг другу забавные истории и как брызгались в теплой Луаре.
— Рафаэль знает? — внезапно спросил он, посмотрев на брюнетку.
— Нет. Его нет сейчас. Я долго подбирала время, когда тебя проведать. Мне все не удавалось. Рафаэль не особо-то дает мне личное время. Я постоянно занята то его какими-то делишками, то составлением военных планов и нападений. И вот сейчас он куда-то исчез, а я одна. Я и решила тебя проведать. Гейб, а ты ничуть не изменился. Такой же забавный сладкоежка-фокусник, которого я знала… — Орабель улыбнулась и присела на лавочку, посмотрев на архангела.
— И ты не изменилась. Такая же прекрасная, как и при земной жизни. Ты такая же милая и добрая, которую я знал и любил. Даже служба у Рафа тебя не изменила.
— Габриэль, — заговорила Орабель, не вставая с лавочки, — а ты же знаешь, что сейчас мы ведем запретную игру? Это уже не земная жизнь. Мы не в Провансе… Мы в Раю. И я служу твоему брату. Я уже не та девушка, которая служила церкви и Богу, а другая. Я теперь ангел, которая должна подчиняться Рафаэлю, нравится мне это или нет! При земной жизни мы с тобой были почти единым целым. Мы вместе переживали горе и радость, отмечали праздники, гуляли и веселились, при этом ты меня всегда отпускал на службу и никогда не запрещал мне это. Ты меня понимал. Понимал, что мы не могли
— Я знаю это, — коротко бросил Габриэль, смотря куда-то вдаль. — Я не стал тебя принуждать к отношениям. Я смирился, что ты посвятила себя Богу, и что служила Ему. Что готова была ночевать в церкви, не пропуская ни единого богослужения. Я не заставлял тебя быть со мной и считать своим возлюбленным. Нам с головой хватало и наших сестринско-братских отношений.
— Именно. За это я спасибо должна сказать тебе… — с легкой улыбкой ответила девушка и подошла к Гейбу.
— Если бы я тебя заставил быть со мной, вряд ли ты согласилась. Я бы тогда тебя потерял и ничего бы этим не добился. Вот я и сдался. Тем более, что это хорошо, когда человек чем-то занимается. Ты подарила свое сердце Богу, но так было тогда… В Провансе. Теперь же все изменилось. Ты теперь не служишь Ему… Ты стала ангелом, и твоя история изменилась, — ответил он, с нежностью смотря на неё.
— Ага, зато служу Рафаэлю! — хмыкнув, напомнила Бель, и улыбка с её лица пропала. — Кстати, помнишь, когда мне исполнилось двадцать два года, ты позвал всех моих друзей на природу? Давай не будем говорить о грустном. Спасибо, что я хоть помню немного самых светлых воспоминаний из прошлой жизни. Давай об этом и поговорим. Не хочу тебе рассказывать про Рафаэля. Нет, он совсем не тиран и меня особо не трогает и никогда не наказывает но… Это не свобода, Гейб. Ну да ладно. Так ты вспомнил?
Архангел задорно рассмеялся и всплеснул руками, совсем как ребёнок. Орабель взглянула на него, и на её лице расцвела улыбка, а глаза наполнились нежностью и счастьем. И все потому, что Габриэль находился рядом. Он снова жизнь ей подарил, одним только своим присутствием. И она воскресла, ожила и больше не увядала.
— Вспомнил! — весело вскричал Габриэль. — Такое не забудешь. Антуанетта запустила мяч в реку, и мне пришлось за ним нырять. А водичка, между прочим, была не теплая. И мяч тот понесло течением, а я за ним прыгнул. И даже одежду снять забыл. Луара — сильная и могущественная река и течение там, что нужно. Я помню это.
— Но ты же достал тот мяч, — продолжила Бель, — и было всем весело. Даже тебе. Хотя я помню, как ты кричал: “Никогда больше не будем брать на природу мяч! Я хочу шашлыки, а вместо них плыву вниз по течению! Как вылезу из воды я вам отомщу! Сейчас выпьют весь коньяк!” Это было очень забавно. Мы все тогда посмеялись.
— Да уж… Хорошие были воспоминания. Мы тогда смеялись, жарили мясо, а затем Николя стал играть нам на гитаре. Помнишь, как мы сидели у костра летней ночью, и как он нам пел песни под гитару?
— А потом ты спел нам Марсельезу на ломаном французском языке, — рассмеявшись, дополнила девушка.
— Я знал ту песню! — запротестовал Габриэль и театрально, словно маленький мальчик, надул губки. — И вообще, я такой француз, что все французы мне завидуют. Я самый французский француз из всех французов! Вот.
И на последней фразе сладкоежки, ангелесса прыснула со смеху.
— Французский француз из Франции? Габриэль, ты в своем репертуаре! Очень весело сказал. Тавтология очень знакома архангелам, — сквозь смех, констатировала она. — А помнишь, как мы играли в футбол?
— Помню. Мы разделились на две команды. Девушки и парни. На воротах стояли я и Антуанетта. Я пропустил три гола. Вот тогда были крики. Я думал, меня побьют все наши мужчины. Я не мог не пропустить гола, потому что я все тобой любовался, и как ты мастерски играла в мяч.