Пока длится ночь
Шрифт:
Глава 4
Стас попытался вскочить, но запутался в спальнике. Несколько секунд соображал, что всё это значит. Затем, стремительно приходя в себя, полез наружу. Кое-как заставил двигаться непослушную «собачку» на заклинившем замке клапана.
Вопли не прекращались.
Он выскочил наконец наружу, заметил переполошившихся Толика и Любу, что уже бежали от костра к их с Викой палатке. Стас рванул туда же. В палатке что-то билось, да так, что даже высокий тент над ней ходил ходуном. Ребята застыли, не решаясь лезть
— Убили... убили его-о-о-о! Выхода нет. Нет! — выкрикнув это, она страшно затряслась и расхохоталась. А потом снова заговорила быстро, по кругу:
— Кровь за кровь, кровь за кровь, кровь...
Вика пыталась её успокоить, что-то бормотала, но бесполезно. Стас пополз к ним.
Кристина взглянула на него, не узнала, дёрнулась назад. Вдвоем с Викой ему удалось ухватить её за руки.
— Воды принеси! — крикнул Стас сунувшейся Любе, — скорее!
В палатке пахло кровью, рубашка Кристины была сырой и липкой. В темноте Стас не мог разобрать, что случилось. В воздухе висел запах беды и боли.
— Успокойся, милая, тише, — шептала Вика, но Кристина не слышала её, продолжая вырываться и рычать.
Заполнив уже всё пространство, втиснулась Люба. Следом за ней просунулся Толик с фонариком в руке.Тут же стало душно. Вода разлилась по палатке, но часть удалось плеснуть в лицо Кристине. Она вздрогнула, резко замолчала. Обвела всех мутным взглядом, часто-часто дыша. Сорванным голосом прошептала последний раз: «Кровь за кровь», и застыла, тупо уставившись перед собой.
Стас заметил, что рубашка Кристины измазана кровью. А также спальник и его руки. Вопросительно взглянул на Вику, и она молча показала свою порезанную ладонь. Пластыря не было, рана разошлась и кровила.
— Что с ней? — пробормотал Толик, заглядывая из-за плеча жены.
Люба вдруг запричитала совершенно по-бабьи, аж взвизгивая на высоких тонах:
— Плохо это, ох, плохо, беда!
— Да прекрати, еще тебя тут не хватало с истерикой, — заорала Вика. Лицо ее покраснело, волосы сбились. Казалось, она сейчас врежет Любе.
Люба умолкла, а потом заголосила:
— Вы не понимаете что ли совсем? Нас не отпустят. Место это дурное не выпустит!
Стас вдруг подумал, что Люба, пожалуй, не совсем русская. У неё было румяное крепкое лицо, русые волосы и глаза голубые, но в их разрезе угадывались то ли алтайские, то ли бурятские корни. Самую малость. И голос. Сейчас она говорила так, словно хлебнула лишку, со странным акцентом, чуть запинаясь на отдельных словах.
Они спросили одновременно:
— И что же делать?
— Откуда ты знаешь?
Люба вздохнула.
— Бабка у меня сумасшедшая была совсем, но много чего рассказывала, когда я на лето в деревню приезжала, — женщина с опаской разглядывала лицо Кристины, — она увидела что-то во сне. Или... — Люба закусила губу, замолчала, потом продолжила неуверенно:
— Место
Толик пихнул её в спину:
— Люб, ну Люб, заканчивай эту дичь нести, а? Любава!
— Ну чего тебе?! — заорала Люба, но беззлобно.
— Прекращай молоть всякую ерунду, ты не у себя на кухне! — буркнул Толик и опустил полог палатки. Стало темно.
Стас осторожно отпустил притихшую Кристину и полез на выход. Любе пришлось тоже выползти наружу.
У костра топтались Толик с Васей, подбрасывая сучья в разгорающееся пламя. Над Катунью разливалось темно-серое марево. Ночь ещё не отступила, хотя отдельные предметы: камни на берегу, верхушки деревьев, можно было разглядеть.
«Неужели я так мало поспал», — подумал Стас и глянул на часы. Они показывали десять утра. Он сделал несколько шагов в темноту к реке. Немного постоял на берегу, пнул мелкий камешек и прислушался. Камень плеснул совсем тихо, словно скользнув в вату.
Стас вернулся к костру. Люба возилась у походного столика, раскладывая продукты — каральку краковской, хлеб, огурцы. Толик сидел у огня и подбрасывал дрова. Кристина пристроилась на бревне, сжавшись, Вика была рядом с ней, приобнимая за плечи.
— А Соня где? — спросил Стас.
— В палатке, — буркнул Вася, — сказала, что не будет выходить, пока полиция не приедет.
Стас недовольно крякнул, подумав про себя: «А если полиции не будет?»
— Давайте все соберемся тут, — он старался, чтобы голос звучал уверенно, — надо кое-что обсудить.
Все потянулись к костру.
— И позови Соню.
— Сам зови, она со мной не разговаривает, — отвернулся Вася.
— Я схожу за ней, — пробормотала Вика и пошла, разглядывая рану на ладони. На Стаса она даже не взглянула.
— Нам нужно посмотреть, что с продуктами и водой. И понять, что будем делать дальше, — продолжил Стас.
— Кажется, всё очевидно, — проговорила Люба, швырнув краковскую об стол, — еды у нас на день, может, на два. Воды... — она пожала плечами, — ну, у нас пара литров, Вася обычно с собой возит канистру на всякий пожарный.
— Катунь рядом. Можно кипятить воду, — уверенно сказал Стас, но Люба только хмыкнула.
Вика привела еле плетущуюся Соню. Было видно, она плакала, с остервенением терла глаза, стараясь не показать этого, но только сама все и выдала.
Стас окинул собравшихся взглядом. Вика, Соня, Кристина сидели на бревне. Толик с Любой возились у стола, не то подсчитывая оставшееся количество еды, не то готовя перекус. Вася топтался рядом со Стасом, зло поглядывая на него, словно говорил: «Помни, о чем тёрли ночью». Стас помнил. Он решил быть тактичней, но не из-за угроз, того требовала сама ситуация. Чувствовалось, что тут только брось спичку — вспыхнет пожар. Нельзя было долго находиться на грани, кто-то мог сорваться в любой момент. И сейчас задача Стаса была не допустить такого. Он уже смирился, что придется выяснять, что тут случилось. Темнота в десять утра умела уговаривать.