Пока меня не было
Шрифт:
Я люблю свою родину, правда не слишком разбираюсь в том, с чего она начинается, и где заканчивается.
«Я люблю этот народ» – фраза с которой Задорнов, начинал множество своих шуток, так как будто он делал сознательный выбор. Это такая претенциозная наглость на этом посыле строить свои монологи, над которыми смеялась вся страна.
Странно было бы ожидать, например, любви от американцев за то, что я пишу о них, что они скучные недалекие люди. Я сам такой. Я стал таким, прожив в Америке шесть лет. Мне стало скучно жить, и я поэтому перебрался в Россию, чтобы вновь обрести жизнелюбие. Тоже довольно наивная идея, надо признать сразу. Сначала я стал трахаться с женщинами и это помогло. Потом я начал много и регулярно выпивать, и это тоже хорошо меня стимулировало. Потом я начал много писать и
Мне кажется, что люди ломаются на пустяках. Они становятся тоньше, умнее, профессиональней, но на самом деле они просто истончаются и в какой-то момент ломаются как сухая листва. Это и есть старость, ковид, что угодно. Просто люди забываются и в какой-то момент получают удар в лицо. Их пугает неожиданность этого удара, она сбивает их с толку. Но так происходит со всеми, это удел большинства: удар за ударом каждый день, неудача за неудачей и люди постепенно приобретают иммунитет, им уже не кажется, что с ними происходит нечто очень важное, или что твоя жизнь и твое присутствие в мире действительно ценно, потому что об этом столько разговоров вокруг. Ты просто производишь много шума – ты машина, которая работает каждый день, но едва ли кто-то заметит или всерьез взгрустнет, если ты сломаешься. Ну, ладно, не хочу тебя расстраивать, я понимаю как трудно резко терять обороты. Жизнь это сила инерции – у кого-то она выше, у кого-то ниже, кто-то вообще не разгоняется и тормозит на каждом повороте, всякий раз раздумывая, а не повернуть ли ему обратно? Чем чаще ты поворачивал, тем очевидней мысль, что спешить вообще некуда.
И кто вообще важен, если не считать того, кто сидит рядом, перенося с тобой скуку пути? Разлуки тем и тяжелы, что ты уже проехал с человеком часть пути, и вдруг приходится выходить. Неужели все было напрасным и ваши дороги где-то разошлись пока вы молча ехали, все еще раздумывая над тем, что надо было свернуть на том повороте, несколько километров назад?
Любовь – это доверие, но тем и тяжело ошибиться, хотя многих это не останавливает, они готовы ехать за человеком, не выбирая направления, без всяких гарантий. Таковы судьбы счастливцев, святых подвижников, любовников. Нужно просить Господа каждый день, чтобы он послал тебе такого человека, и возможно он вас услышит.
Как же спасительна глупость, как вдохновенно незнание, как хороша безвестность. Уметь вовремя пропасть, исчезнуть – это большое искусство и великое благо. Быть никому не нужным очень важное умение для возобновления личных ресурсов. Мы так быстро истощаемся и так нуждаемся в отдыхе. Нам нужна частая смена впечатленией. Редкий человек способен тянуть свои ношу годами, сейчас таких нет – это вымирающий тип. Даже приятная музыка способна утомить и вымотать человека. Регулярный подневольный труд и вовсе смертелен, но кто бы тогда создавал другим людям возможности посвящать свои жизни своим интересам, жить на воле, дышать свежим воздухом, пить чистую воду, обновлять свои впечатления. Люди глупы и поэтому слушают лжецов. Лжецы тоже глупы, иначе они бы не тратили свои жизни на вранье. Вранье убивает. Оно убивает и тех, кто им пользуется, и тех, кто его принимает за чистую монету. Важно уметь различать лики лжи, чтобы не стать легкой добычей.
Глупо доверять всему, что говорят. Глупо вообще кому бы то ни было верить. Все следует проверять даже тогда, когда правда кажется очевидной. Правда редко бывает очевидной. Очевидней всего выглядит ложь. Но это самое банальное правило. Как правило, никаких правил на этот счет вообще нет. Есть тысяча мнений, одно из них ваше, и скорей всего оно и верно, поскольку ближе к вам. Вы всегда сможете от него отказаться, не стоит так сильно переживать за неверный выбор. Не бывает неверных выборов, это всего лишь одна из множества попыток. Верное решение никуда не убежит, у него достаточно терпения, чтобы вас дождаться, даже если вы проехали ни одну сотню километров прежде чем развернуться.
Глава 3. В Девицкое и обратно.
Жара в этом году такая, что я поневоле на дачу поехал. Это, считай, второй у меня год здесь, а я боюсь, честно говоря, к одному месту привыкать. Весной мы с Верой на майские праздники, как обычно, на три недели в Ессентуки поехали, да и загуляли там так славно, что я только за три дня до отъезда решил водку больше не пить, чтобы успеть оздоровиться, хотя шансов конечно оставалось мало. Но мы не так, чтобы целыми днями пили, только вечером, но зато по целой бутылке. Дни мы проводили культурно-спортивно и даже оздоровительно. Пили минеральную воду, совершали паломничества к святым местам, поднимались в горы, колесили по парку, а вечером себя вознаграждали. Чувствовал я себя отлично, и даже прибавил в весе, потому что хорошо закусывал. Дни стояли почти летние, и я даже успел загореть. Лето казалось уже наступило, но перед самым нашим возвращением погода резко испортилась, вновь пришли холода, а недели через две после возращения с курорта у меня случилось очередное обострение панкриатита, которое я мужественно перенес у Веры в квартире, катаясь ночами по полу, Вера колола мне обезболивающие, и, мало по малу, я начал приходить в себя. В общем, словно и не было той прекрасной поездки на Кавказ, летнего тепла, и удивлявшего меня самого здорового самочувствия.
Приход лета в Курске затянулся до середины июня. Сил у меня было немного, я почти ничего не писал, мало гулял, смотрел спортивные передачи по телевизору, купил в букинисте несколько брошюр по теории шахмат и пытался восстановить свои интеллектуальные силы. На дачу ехать я почему-то побаивался. Как я уже писал, я боюсь повторов, но тем ни менее, они в моей жизни то и дело случаются. Вера смеялась над моей реакцией, которую она читала как опытный пианист с партитуры, когда мы все же туда приехали на выходные. Я для нее был открытой книгой, а вернее нотной грамотой. Мой аутизм прекрасно пережил зиму, и теперь его беспокоила необходимось приспосабливаться к переменам в природе и обстановке.
К счастью, я сам нашел себе занятие – из Москвы я привез два рулона обоев под покраску, которые пролежали у меня на балконе шесть лет, и теперь я решил пристроить их к делу – оклеить ими Верину дачу. Работа не пыльная, тем более, что мне все равно делать было нечего. Делать что-то простое, что приносит другим людям радость – это мое призвание. Пару дней я потратил на зачистку старых обоев, параллельно выяснилось, что часть стены нужно штукатурить по новой, поскольку старая шпаклевка вывалилась вместе с обоями. Но дело было мне знакомым и я даже увлекся, живо представляя себе как будет выглядеть комнатка на втором этаже после ремонта. В моем воображении это уже была не комната на чердаке, а каюта для новобрачных на круизном теплоходе. Часть комнаты я решил отделать вагонкой, и ее мне вскоре доставил один из старых друзей Веры, так что планы мои воплощались сами собой, стоило что-то задумать.
Чтобы покрасить обои, которые я наклеил, мне пришлось решиться на поездку в город на местном автобусе, проезжающем через все садовые товарищества.
Давно я на садовом автобусе не ездил. Честно говоря, я практически никогда на садовом автобусе не ездил, потому что у меня дачи не было, но пару раз все же приходилось, и я знаю примерно, что за публика в нем катается. Но то было давно – тогда на дачах одни старики жили, но с тех пор, к моему удивлению, ничего не изменилось. По иронии деревня, в которой располагалось садоводческое товарищество, звалось Девицким, и, соответственно, мой маршрут можно было назвать из Девицкого и обратно.
Несмотря на пролетевшие годы, я по-прежнему был в автобусе самым молодым пассажиром, хотя неумолимо приближался к пенсионному возрасту, но на общем фоне я все же смотрелся молодцем. В общем, такие старики в автобус набились, что мне уже на третьей остановке пришлось место уступать почти столетней старухе, которая ещё помнила живого Мичурина. Я был не против, если честно, вновь почувствовать себя молодым, хотя, с другой стороны, мысль одна покоя не давала: не поторопился ли я уйти из большого спорта?