Пока не погаснут звезды

Цыпленкова Юлия

Это был мимолетный поцелуй, сорванный при случайной встрече во дворе академии, но я ответила ему, и папа видел, как долго расцеплялись наши пальцы, когда мы отходили друг от друга. Генерал вызвал меня к себе и выразил свое неудовольствие.

– Ильса, курсант тебе не пара. Где уверенность в том, что он не использует тебя, желая получить протекцию через тестя?

– Мы не говорили о свадьбе! – возмущаюсь я, вдруг настороженно думая, что папа может быть прав. Правда, тут же откидываю в сторону эту ересь, я верю в чувства Егора.

– Это не мешает

ему использовать тебя, - отмахивается отец. – Я бы еще мог одобрить кандидатуру состоявшегося военного, у которого уже есть собственные заслуги перед империей, но не щенка, которому нечего тебе предложить. Если Брато увлечен тобой всерьез, вы можете подождать несколько лет, пока он не проявит себя. Сейчас же я против ваших отношений.

– Это моя жизнь! – восклицаю я, едва сдерживая слезы обиды.

– Но я несу за нее ответственность, - чеканит генерал.

– Это нечестно!

Я убегаю из его кабинета, а вскоре там появляется Егор, с которым ректор академии церемонится еще меньше. Требования отца однозначны – оставить его дочь в покое. Иначе его ожидают неприятности. Об этом мне рассказал сам отец, не забыв добавить:

– Если хочешь, чтобы курсант Брато закончил академию, забудь о нем.

Егор же не сказал мне ни слова. И на мой вопрос, когда мы встретились с ним, отвечал, весело поблескивая глазами:

– Какая глупость, Лисеныш. Я у твоего отца в любимчиках, не придумывай.

Однако встречи наши стали с того дня происходить реже. Егора оставляли на дежурство, запрещали выход за пределы академии, особенно, когда я покидала ее. Ему чаще поручали какие-то задания. Когда его назначили инструктором к кадетам, занимавшими отдельный корпус на территории академии, сокурсники решили, что Брато, действительно, выбился в любимчики. Они шептались, Егор послушно выполнял приказы, а я страдала от несправедливости и тоски, лишенная возможности видеть своего парня так же часто, как и раньше.

В тот день, когда мы поругались с отцом, и я впервые сбежала, ослушавшись его, Егор получил долгожданную увольнительную, и мы должны были встретиться с ним в городе. Генерал, конечно, запретил. Он закрыл меня в моей комнате и ушел с мамой в гости к декану одного из факультетов.

– Меня заперли! – истерично выкрикиваю я в свой контактор.

– Успокойся, - Егор разговаривает со мной ласково, почти, как с маленьким ребенком. – Мы можем перенести встречу…

– Нет! – ожесточенно отвечаю я. – Но если тебе совсем не хочется…

– Я всего лишь не хочу, чтобы у тебя были неприятности, - обрывает меня Брато.

– А по-моему ты рад…

– Ильса, - в голосе Егора слышится предупреждение, - ты сейчас скажешь лишнее.

– Но я безумно соскучилась, - всхлипываю я, теряя апломб. – Я хочу с тобой увидеться и плевать мне на последствия.

– Готова сбежать?

– Готова, - уверенно отвечаю я.

– Какая система охраны? – больше Егор не уговаривает. Он становится деловитым и каким-то… взрослым.

Спустя полчаса я уже мчусь между деревьями, прячась от случайного

встречного и патруля, состоящего из числа курсантов и дежурного офицера. Пробираюсь в лазейку, которую мне указывает Брато, а еще через несколько минут попадаю в его объятья. Пока я справлялась с системой охраны и пробиралась из академии, он успел вернуться назад, чтобы забрать меня. Невероятная ночь, одна из лучших ночей в моей жизни. И все они были подарены мне Егором Брато…

– Доброе утро, Лисенок, - сознание еще не до конца прояснилось, и я застыла, скованная сладким предвкушением встречи, так и не открыв глаз.

– С возвращением, госпожа Джонсон, - вторгся в сознание голос менсаро Хейтарро.

Веки дрогнули, и я встретилась со взглядом бирюзовых глаз. Он назвал меня лисенком… Тут же осознание этого резануло по душе, словно Гротер совершил святотатство. Я порывисто села, и от резкого движения закружилась голова. Я покачнулась, и ладонь аривейца легла мне на талию, поддерживая. Оттолкнув его руку, я поднялась со стола, с минуту стояла, закрыв глаза и держась за операционный стол, пока равновесие не восстановилось.

– Гери…

– Отвали, менсаро, - глухо произнесла я, вновь пресекая попытку поддержать меня.

Внутри всё еще клокотало от того, что аривеец посмел назвать меня полузабытым, но по-прежнему дорогим мне прозвищем.

И дело было не в Егоре Брато. Наверное, моя злость вспыхнула из-за того, что Гротер наложил свою лапу на самое светлое и счастливое время в моей жизни. Каков бы не был конец той истории, но я почти год купалась в лучах своей первой и единственной любви. Это было мое! Это было сокровище, к которому не подпустишь никого, чтобы чужое неосторожное слово не очернило чистоту воспоминания. Лисенок…

– Пошел ты, Гротер, - огрызнулась я и открыла глаза.

– Сейчас за что? – устало спросил аривеец.

– Тебе не всё равно? – усмехнулась я и направилась туда, где лежала моя одежда.

Ответа не последовало. Не скажу, что меня это расстроило. За время, пока я переодевалась, злость немного улеглась. Я выдохнула, поправила одежду и дотронулась до своей головы. Восстановитель аривейцев был, что надо, сбритые пряди не только сравнялись с остальным, но и все мои волосы стали длинней. Бросив взгляд в зеркало, я нахмурилась, рассматривая блондинку с голубыми глазами. Губы мои теперь казались пухлей, ресницы и брови выцвели, как положено блондинке. Грудь тоже заметно увеличилась, как и бедра.

– Уроды, - сцедила я сквозь зубы. То-то меня мотало, наркоз был сильный. Но, стоило признать, с первого взгляда сейчас было сложно определить, что это я, хотя и с теми изменениями внешности, которыми я пользовалась, меня обычно не узнавали, если я, конечно, очень этого хотела. Черт, даже моя смуглая кожа побелела. Неплохо так пигмент вытравили.

– Гери, все изменения обратимы, - заверил меня Гротер. – Это все временно.

– Хорошо, что я тебя послала, - ледяным тоном ответила я. – Как чувствовала.