Пока не поздно
Шрифт:
Не в силах сдержать нервную дрожь, Мей боролась с накатившим отвращением. Энтони заглядывался на чужую невесту! Нет, быть этого не может. Энтони — человек чести… Но ведь говорят, что любовь не выбирает! А еще: «В любви, как на войне, все средства хороши». Страсть настигает человека подобно предательскому удару из-за угла, лишает рассудка, заставляет поступать вопреки жизненным принципам.
Мей похолодела. Выходит, Энтони ее беззастенчиво использует — точно так же, как прежде мать Ребекки. Видит в ней удобную замену, своего рода суррогат, позволяющий хоть на минуту забыть о прекрасной, недоступной
— Энтони, я должна тебе кое-что сказать, — произнесла она решительно. — Одну очень простую вещь.
В ее голосе звенела неподдельная горечь. Ну, можно ли быть такой легковерной? Купиться на комплименты, на влюбленный взгляд, на дурманяще ласковые прикосновения…
На мгновение она поверила, что Энтони разделяет ее чувства. А он… лаская ее, любуясь ею, представлял лицо другой женщины, вспоминал другой аромат, плавные округлости другого тела…
— Как ты посмел! — негодующе воскликнула Мей, внезапно теряя самообладание: да тут и святая из себя выйдет! — Да, тебе плохо. Да, ты пережил трагедию. Но это не значит, что в качестве терапевтического средства можно использовать меня!
— Что за вздор ты несешь? — рявкнул Энтони, испепеляя ее взглядом.
— Я хочу сказать, что никогда больше, слышишь, никогда не позволю воспринимать себя как вещь, как объект сексуального вожделения! — бушевала Мей. — Ни тебе, ни любому другому мужчине, так и знай!
— Объект сексуального вожделения, говоришь? А я для тебя кто? — гневно возразил Энтони. — Может, ты словно по волшебству влюбилась в меня до самозабвения? — Опершись руками о стол, он угрожающе приподнялся. — Или тебе вдруг понадобилось удовлетворить самую что ни на есть примитивную, животную потребность? Не в том ли самом ты обвиняешь меня?
— Это несправедливо! — вскричала Мей, заливаясь краской.
— Еще как справедливо! Тебя влекло ко мне с неменьшей силой, чем меня — к тебе! — Энтони выпрямился во весь рост. Лицо его потемнело от гнева, в серых глазах застыло осуждение. — Так что, милая моя Мей, — продолжил он, — как ни странно, я тоже совершенно не хочу быть вещью. И объектом сексуального вожделения тем более. Я вовсе не желаю, чтобы женщина воспринимала меня как секс-машину, только потому, что заскучала по бурным постельным эскападам со своим бывшим дружком!
— Но это не так! — задохнулась Мей.
Энтони остановил на ней долгий, внимательный взгляд.
— А как? Может, я для тебя нечто вроде эмоционального допинга?
Мей понурилась. Надо выбирать между гордостью и правдой. Можно промолчать, можно перейти в контрнаступление…
— Это ты по себе судишь? — ответила она вопросом на вопрос.
— Думай как знаешь, — парировал Энтони.
— Вот я и думаю. Ты до сих пор оплакиваешь Корал. Но в то же время ты стосковался по сексу, по теплу и ласке, поэтому тебя ко мне и потянуло… Тебе не хватает женщины. — Голос Мей дрожал от обиды и гнева. — Так сходи в бордель. А со мною руки изволь не распускать!
Энтони глубоко, прерывисто вздохнул.
— А если вдруг не удержусь? — предположил он.
— Да только посмей подойти ко мне!.. — всхлипнула она, боясь разрыдаться.
— Хватит, Мей. Довольно! — отрезал он. — Мы зашли в тупик. Ты явно мне не доверяешь.
— Конечно нет. Тебя это удивляет?
— В таком случае, выход один: тебе пора уезжать. Мы только что наглядно доказали, что наше совместное житье под одной крышей добром не кончится.
Мей оторопела. Ощущение было такое, словно земля уплывает у нее из-под ног.
— У-уезжать? — пролепетала она.
— Так будет лучше всего, — хрипло отозвался Энтони. — Зачем усложнять себе жизнь? Ты уедешь, и проблема отпадет сама собою. Мне не придется ежесекундно себя контролировать. — Он окинул ее задумчивым, оценивающим взглядом. — А позже, когда Ник вернется домой, самые худшие проявления его недуга никак тебя не затронут.
— О чем это ты? — насторожилась Мей.
Лицо Энтони превратилось в каменную маску. Прислонившись к стене, он, с видом независимым и равнодушным, скрестил руки на груди. Можно было подумать, чувства гостьи нимало его не волнуют.
— Мей, пойми: выздороветь Нику не суждено. С каждым днем состояние его будет ухудшаться. Ты способна посмотреть в лицо горькой правде?
Она призвала на помощь все свое самообладание и храбро ответила:
— Кажется, иного выхода у меня нет.
— Я налью тебе бренди.
Энтони исчез за дверью. А Мей осталась сидеть на прежнем месте, дрожа как осиновый лист. Нервы, похоже, превратились в ничто, к горлу волнами подступала тошнота.
— Пей!
В руку ей едва ли не насильно всунули бокал с бренди. Не двинувшись, не пошевелившись, она отрешенно глядела на темную жидкость. Энтони пришлось забрать бокал из безвольных пальцев и поднести его к губам Мей.
— Пей! — снова приказал он.
Адской крепости жидкость обожгла ей желудок. Зато результаты не замедлили сказаться.
Энтони усиленно внушал себе: незваная гостья должна уехать. Мей совершенно права. Он слишком долго воздерживался от секса и от расслабляющего женского общества. И потому чувства свои к Мей истолковал превратно. Через несколько дней он благополучно выбросит из головы нелепую историю.
А Бекки останется с ним. Никто и никогда не отнимет у него дочку — если только проявить должную стойкость. Надо держать Мей на расстоянии и всеми силами скрывать от нее факты, способные погубить будущее маленькой Ребекки.
Еще несколько минут как минимум поизображать человека, мысли которого сосредоточены на одном лишь сексе, а сердце давно обратилось в лед, — и Мей уберется восвояси.
Но она и не думала трогаться с места. Сидела, словно приросла к стулу, — глаза расширены, лицо покрыто смертельной бледностью, уголки губ трагически опущены. Призвав на помощь все свое самообладание, Энтони принялся сухо и невозмутимо излагать удручающие, ничем не прикрашенные факты.
— У Ника врожденный порок сердца. В молодости болезнь почти не давала о себе знать, но с ходом лет даже самый здоровый организм изнашивается. Пару лет он проработал в Египте, а жара ему противопоказана. За последние годы у него к тому же участились головные боли, приступы тошноты… Прошлым летом Ник прошел диспансеризацию, и выяснилось, что помимо болезни сердца у него наблюдаются явления склеротического порядка.