Пока ночь
Шрифт:
Трудны принес. Ксендз Францишек, осторожно намочив метелочку кропила в освященной воде, подошел поближе к обстрелянной стене, так что спиральная лестница даже частично закрыла его; хозяин направился за ним.
Рембалло вздохнул, замахнулся и, бормоча на латыни сложные формулы, прыснул тучей мелких капелек на стенку.
Дом вскрикнул. Стенка выпучилась и задрожала словно мембрана, после чего наиболее выпятившийся ее фрагмент - исчез, словно погрузившись под вертикальную поверхность озера небытия. От себя же он оставил дыру овальной
У священника слова застыли на устах. Он отпрянул назад и столкнулся с хозяином, который только грязно ругался. Кропило упало на пол, равно как и тарелочка с освященной водой; практически сразу предметы эти исчезли, а разлившаяся жидкость в мгновение ока испарилась. Не перестающий ругаться Трудны оттянул отца Францишка, чуть ли не силой затолкнул его в салон и закрыл за собой двери, ведущие в холл, где выл холодный ветер. В конце концов Рембалло вырвался.
– Боже мой, - простонал он.
– Боже мой.
Трудны уже был возле бара; он вынул бутылку и две рюмки. Налил по самые краешки. Буквально секунду переждал и подошел с рюмками к священнику, не уронив по пути ни капельки. Одну из них он подал отцу Францишеку. Тот, не говоря ни слова, выпил до дна.
Рембалло подкрутил ус и, все еще недоверчиво качая головой, свалился на ближайший стул. Он ничего не говорил: прислушивался к отзвукам, доносящимся из прихожей. Трудны снова подошел к бару.
– И случалось уже... нечто подобное?
– наконец-то спросил у него ксендз.
– Откуда!
Рембалло внимательно пригляделся к стоявшему у окну Яну Герману.
– Зачем, собственно, вы меня сюда привезли?
Трудны пожал плечами.
– Я хотел увидеть, что произойдет, - сказал он.
– Хотел убедиться, действительно ли это какие-то...
– он фыркнул, - нечистые силы.
Священник оттер пот со лба. Он даже склонил голову набок, чтобы получше слышать звуки, доносящиеся из-за ведущих в коридор дверей, только сейчас там все было тихо.
Трудны движением подбородка указал на небо.
– Если бы это был не день... Если бы это произошло не среди бела дня, а именно ночью...
– Тогда что?
Трудны стиснул зубы, отвернулся от окна, решительно направился к двери открыл их и выглянул.
– Посмотрите сами, пан ксендз.
Тот поднялся, подошел, увидал. От дыры на стене не осталось и следа; она заросла без малейшего шрама, словно рана на живом теле.
– Но ведь ни кропила, ни тарелочки нет, - заметил Рембалло.
– Правильно, нет. Пан ксендз желает попробовать еще раз?
Отец Францишек нервно рассмеялся.
– Дорогой мой, никакой я не экзорцист; здесь, скорее всего, и вправду действуют некие силы, которых я сам не понимаю. Я обычный приходский священник, в этих вещах не разбираюсь; могу пана исповедать, могу произвести последнее помазание, могу окрестить вашего ребенка, но только не заставляйте меня вести метафизические баталии, ибо о них я понятия не имею.
– Так почему же вы согласились?
– А вы как думаете? Понятное дело, из любопытства. В духов я так и не поверил, так что собственное незнание по этому вопросу мне ну никак не помешало, но если бы все-таки... В любом случае, пережил бы интересное приключение.
– Приключение, - фыркнул хозяин, не спеша подходя к обстрелянной стенке.
– А я здесь, холера, живу.
Отец Францишек наблюдал за хозяином дома с порога двери, ведущей в салон, как тот приближается с вытянутыми вперед руками к дьявольской стене и, в конце концов, касается ее кончиками пальцев, а потом и внешней стороной ладони; как прижимается к ней всем телом, как прикладывает ухо к темной глазури краски и вслушивается в ритмы дыхания дома. Воистину отважный человек, подумал Рембалло без малейшего оттенка издевки.
– И что?
– громко спросил он.
Трудны повернулся, пожал плечами.
– А ничего. Холодная как тысяча чертей.
– Пойдемте. Расскажите мне, что тут, собственно, происходит.
Они возвратились в салон, тщательно закрывая за собой двери, и Трудны произвел еще один рейс к бару. Он говорил краткими предложениями, без каких-либо сомнений, ограничиваясь только фактами и пропуская большую часть подробностей. Будто военный рапорт, подумалось священнику. Он слушал, не роняя ни слова. Переменная кубатура дома. Мегасердце. Труп на чердаке. Мегасердце во второй раз. Наблюдения матери Трудного. Шепоты. И вот теперь - стена.
– Так пан говорит, что это было на идише?
– На идише, идише. Узнать могу.
– Странно, - задумался отец Францишек.
– А раньше, как пан уже говорил, здесь жили эти Абрамы; здесь вообще был еврейский квартал, причем богатый. Ведь какая-то связь имеется, пан не считает?
– Ну и допустим, что это еврейские духи, что с того? Что мне делать, вызвать спиритуалистическую Spezialsonderkommando?
– Пан Трудны...!
– Ладно, ладно.
Какое-то время они помолчали.
– Я вам скажу, что следует сделать, - внезапно заявил убежденно Рембалло.
– Вам следует немедленно отсюда выехать. Вместе со всей семьей.
– Пану ксендзу легко говорить. Тут Рождество, Новый Год, самая средина зимы, к тому же карман у меня тоже не бездонный. Впрочем, а что я им скажу? Что нас выгоняют духи?
– А разве это не так?
– Ну, тут дело не в том...
– Вы хотите подождать до тех пор, пока они не покажутся всем вашим? Чтобы не выглядеть смешным, так? Пан, да я сам просто боялся бы жить в таком доме, в котором ни с того, ни с сего исчезают стены...!