Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
А откуда он знает, что она не ест и не пьет ничего, а?! Бобров вдруг жутко разволновался. Даже почувствовал, как кровь к лицу прилила. Был бы помоложе и поотчаяннее, ухватил бы этого молодца за воротник его белоснежной, даже на вид хрустящей сорочки и тряханул как следует. И вопрос свой задал бы ему с пристрастием. И попробовал бы тот ему не ответить.
Но Бобров был много слабее своего охранника. И телом и духом, чего уж! Не хватило бы ни физических, ни душевных сил, чтобы с ним тягаться. Поэтому все, на что он решился, – это глупо захихикать и погрозить ему шутливо
– Уж не желаешь ли сам, Ваня?
– Что не желаю? – прикинулся тот сразу Иванушкой-дурачком, хотя тоже покраснел, как и Бобров.
– Не что, а кого! – продолжил Бобров куражиться, алея все ярче, понял, понял, что попал в самую точку. – Не пытаешься ли сам клинья к нашей красавице подбить, а, Ванюша?
– А хоть бы и так, кто мне помешает? – огрызнулся Чаусов, отворачивая от него пунцовое лицо. – Я холост, она тоже.
– Так вроде не в твоем вкусе была наша Виктория. Ты ведь все больше по блондинкам ходок был.
Бобров сидел рядом с ним. Видел его лицо, отлично просмотрел каждую морщинку на нем, их и всего-то было две, по одной в уголках глаз. Вздувшийся венозный валик на правом виске тоже рассмотрел отлично. Крепкую шею оценил по достоинству, на такой Вика повисни, Чаусов и не дрогнет даже, выдержит. Силищи в нем…
Да, такого победить будет сложно, невозможно практически, если идти врукопашную один на один, снова нечаянно подумал Бобров и тут же испугался. Ну, что за мысли в голову лезут, что за мысли? От таких мыслей смятение одно, и боль в душе, и страх еще такой, что липкими ладони делает. Разве можно так о живом человеке?
– По блондинкам был ходок, – не стал спорить Чаусов, склонив подбородок к груди, кивал так он, стало быть. – А вот жить с Викой вдруг захотел.
– Жи-ить??
Боброва будто кто под дых ударил, настолько неожиданным стало для него откровение Ивана. Нет, ну думал, тот девушку пожалел, защитить решил от домогательств похотливого начальника, а он вона как завернул. Жить он с ней собирается! А у него он спросил?!
– А чего это я у вас спрашивать должен? – не понял Иван. – Благословения, что ли? Так у меня на это дело свой отец имеется.
– Благословения моего тебе не будет, Ваня, – размякшим от потрясения голосом промямлил Бобров, поднялся неловко и поплелся за свой стол. – Потому как я тоже собираюсь жить с Викой.
– Жи-ить??? – Теперь пора пришла Ивану глаза таращить. – Как это жить?!
– Как муж с женой.
Бобров пожал плечами. Дотянулся до узла галстука, попытался ослабить его, чтобы хоть чуть-чуть легче дышать стало, но пальцы не слушались, и узел не поддался. Это дура Ритка ему такие петли по утрам на шею цепляет. Не галстук, а удавка просто. И как жил с ней столько лет? Непонятно…
– Так у вас жена имеется, Николай Алексеевич, – напомнил Чаусов, изумленно моргая. – Ее-то куда денете?
– А вот это уже не твоя печаль, Ваня, – попытался осадить его Бобров.
Но голос выдавал в нем слабину и безволие. И Иван мгновенно почувствовал это, и приосанился тут же, и глянул на него не как на соперника, а как на досадливую помеху, которую устранить ему со своего пути будет совсем несложно.
Разговор этот между ними состоялся чуть меньше недели назад. И до вчерашнего вечера они больше не виделись с глазу на глаз и не говорили ни о чем таком. Бобров передавал все задания для Чаусова через его заместителя, а по большей части вообще обходил его, потихоньку сваливая его обязанности все на того же зама. Чаусов если и психовал, то никак не проявлял себя. При случайной встрече в холле либо на парковке почтительно наклонял голову и здоровался. Бобров отвечал так же уважительно и сдержанно. И казалось, что такой худой мир продлится еще очень долго, но то, что произошло вчера…
– Мыкола, ты чего там застрял?
Противный голос Маргариты вывел Боброва из задумчивого созерцания собственных коленок. Тоже жирноватыми они ему показались. Непозволительно для мужчины жирноватыми. Пора на велотренажер, давно пора.
– Мыкола! – взвизгнула жена под дверью ванной. – Мне тоже туда надо, ты чем там занимаешься, а?
Мыколой Ритка стала звать его совсем недавно. То ли вычитала где, то ли в кино видела, но нацепила себе на язык противное имя, и хоть убей ее.
– Не называй меня так! – пытался он возмущаться на первых порах.
– Почему?! – округляла она бледно-голубые глаза в густой подводке.
– Не нравится!
– Ой, а мне как нравится, так нравится, Мыкола!
Ей скорее нравилось выводить его из себя, понял тогда Бобров. Мстила, стерва, за что-то. То ли за урезанный семейный бюджет, то ли за то, что маму ее с довольствия снял. Но на поводу решил не идти и попросту перестал обращать на нее внимание. Но сейчас она слишком уж не вовремя сунулась к нему с этим имечком.
– Маргарита! – заорал Бобров из-за двери, он как раз повернулся к зеркалам в профиль и едва не расплакался от того, каким уродливым сам себе показался, а тут Ритка еще.
– Что?!
– Пошла к черту!!!
И пнул дверь с досады. Не на жену, нет, а на самого себя досадовал Бобров. На леность свою. На обжорство чрезмерное. На самонадеянность, заставившую его поверить, что молодая девушка сможет полюбить его за… Да вот хоть за его жирную обвислую задницу, к примеру.
Разве мог он тягаться с Чаусовым, а, разве мог? У того достоинств физических на троих, да таких, которыми Бобров и в юности не обладал, один рост чего стоит. Денег у него, правда, столько нет, сколько у Боброва, но, кажется, Викторию деньги не интересуют. Жила же счастливо с безработным программистом и дальше бы жила, если бы он не повесился. А Чаусов…
Так, а что, собственно, Чаусов? После вчерашней истории он ему не конкурент и не соперник. Виктория, наверное, о чувствах начальника службы безопасности и не подозревает совсем. Теперь так и вообще не узнает. А ему теперь – Боброву – зеленая улица. Мешать никто не станет. А мышечную массу он восстановит, как пить дать восстановит. Пока конфетно-букетный период с Викторией будет налаживаться, он каждый вечер станет ходить в тренажерный зал. Ей-богу, станет ходить!
– Коленька, – поскреблась в дверь жена осторожно, – у тебя все в порядке?