Пока живешь, душа, - люби!..
Шрифт:
РАДУЙСЯ, ЧЕЛОВЕК
Цикл «Радуйся, человек»
необычен в творчестве поэта.
Прежде всего, не свойственный,
казалось бы, ему способ
стихосложения: верлибр. Он
появляется впервые в стихах
Михаила Сопина незадолго до
освобождения из лагерей, в
цикле «Радуйся, человек»
достигает наиболее полного
выражения и потом исчезает
вообще,
песенной интонации, раз-
мышлениям, афористичности,
где каждая строка имеет точную рифму.
Нигде больше поэт не будет в такой степени выступать как живописец. По сути, это
развернутая выставка картин, набросков, зарисовок, где много звуков, пауз, цвета и света.
В стихах совершенно очевидно просматривается город Пермь начала 70-х, ими даже мож-
но пользоваться как путеводителем. Здесь и новая Пермь, и старая, ее окраины... «Прико-
ванные к фундаментам домов одиноких гиганты», «лес телевизионных вышек», «бледно-
зеленые, красные бесконечные гирлянды огней», «улица раскололась от трамвайной дуги»
и... «у крыльца незнакомого дома дрожат две росинки собачьих глаз». Город фантастиче-
ский, «лабиринты развалин немых», и все же автор признается, что он «именно к этой
жизни примерз, как к дереву лист». Обращает на себя внимание часто повторяющийся
образ женщины, идущей за детской коляской - в эти годы у Михаила Сопина родились
сыновья. Для большинства неожиданным будет цикл «Детский альбом».
Все это не случайно. Впервые после 15 лет заключения поэт получил свободу. Он не
просто вырвался из зоны - сменился гражданский статус, семейное положение, все-все...
218
И ему хочется увидеть, прочувствовать, запечатлеть эти ощущения, отыскать в новой
жизни свое место.
Несмотря на тревожный настрой, цикл в целом светлый, какой-то «ожидающий».
Эпиграфом к нему можно поставить оставшуюся на полях этих стихов запись:
«Радуйся, человек. Все, к чему прикасаешься, сохранит след твоего прикосновения».
* * *
Это - не город.
Это лабиринты развалин немых.
Судьба моя в нем -
Трещина в высохшем илистом дне.
Словно босыми ногами
По стальной пробираюсь стерне.
И бесследны раздумья мои.
И дорога моя далека.
И красные кляксы следов
Уносит ветер
В дрожащих руках.
* * *
Это в меня
Входит город в огнях.
Звезды светят,
Бьется ветер,
Падают листья в меня.
Разноголосый грохот буден,
Черные воды речки,
Смытый
Плачущие и улыбающиеся люди -
Это в меня.
* * *
На мокром циферблате -
Первый час.
Бывают ночи -
Шутит память с нами.
Мне кажется,
Что я иду сейчас
По городу моих воспоминаний.
Иду, и не уверен, что ты ждешь.
И под шаги слагаю:
«По-до-жди».
И падает такой же точно дождь.
Пусть никогда не старятся дожди.
* * *
Бледно-зеленые, красные...
Бесконечные гирлянды огней,
Рассекая сугробы,
Убегают вдаль.
Тонким слоем лака
219
На асфальте вода.
Вечер прекрасный.
В зависимости от освещения
Глаза, лица, улыбки -
То синие, то зеленые, то красные.
Порхающие руки,
Словно экзотические птицы,
Не боящиеся людей,
Бороздят разноцветный воздух.
И только в темных переулках
В устоявшихся лужах
Лежат отраженные звезды.
* * *
Как невидимки,
В тумане
Кряхтят и покашливают машины.
На белой палитре -
Продолговатые желтые капли:
Это из невидимого
Рождается крик петушиный.
И нигде,
Совершенно не видно нигде
Ни огней, ни домов, ни прохожих.
Только звуки.
Вот еще где-то шорох невидимый вырос.
Странно.
Будто присутствуешь
При сотворении мира.
* * *
Взявшись за руки,
Дети идут в свое будущее по паре.
Няни ведут одиночек.
По сухой траве июня,
Мимо деревьев в пыли,
В бензиновом перегаре
Няни ведут одиночек.
Я остаюсь.
Мне еще нужно одеться,
Сытожить дни и ночи,
Отделяющие меня от детства.
А дети все дальше уходят,
В пыльный июнь,
Уменьшаясь до разноцветных точек.
Няни ведут одиночек.
* * *
Не разлука страшна мне,
И не то,
Что однажды
Уйдешь и больше не придешь.
220
И не то, что на камне
Следы твои вымоет дождь.
Совершенно иная
Тревога в груди:
Вдруг совсем не замечу
Потери,
Оставшись один.
* * *
Город - желтым пакетом в брикете.
Пыль искрится в лучах косых.
Выхожу на проспект,
Покупаю природы букетик,
А потом отправляюсь искать
Продавца росы
В улицы, в переулки...