Покахонтас
Шрифт:
Секотин посмотрел в глаза каждому воину, чтобы убедиться, что они поняли его приказы. Они столкнули каноэ в воду первыми. Мужчины гребли быстро и молча, короткими, точными движениями, производя не больше шума, чем стрекоза, когда она садится на воду.
Все монаканы исчезли в лесу, за исключением двух человек у каноэ. Паухэтаны слышали то треск веточки, то шуршание сухой травы под ногой. Покахонтас не отрывала взгляда от стражи. Те, жестикулируя, разговаривали, и не смотрели в сторону спасавшихся бегством.
Потом один из них повернулся и, похоже, взглядом обыскал берег. Слепой ужас заставил застыть кровь в жилах Покахонтас. Затем она увидела, как внезапно напряглось тело монакана.
— Они нас заметили, — выдохнула она.
Тело Секотина едва откликнулось, но он полуобернулся к другой лодке и крикнул:
— Живей!
Каноэ впереди двигалось в полную силу, скользя над водой, как чайка. Их собственное с протестующим скрипом рванулось вперед. Глаза Покахонтас не отрывались от монаканов. Они встали в каноэ во весь рост, и их крики эхом разносились над широкой гладью реки.
Они зовут остальных. Им потребуется время, чтобы сесть в каноэ, подумала она. И гребут они не так умело, но их по двадцать в каждом каноэ. Преимущество силы даст им скорость. Паухэтаны не смогут уйти от них.
— Скажешь, когда они отплывут, — быстро и громко проговорил Секотин.
— Еще нет. Еще нет... Да!
— Поссум!
Их детский сигнал. Покахонтас не была готова к тому, что каноэ неожиданно перевернулось. А Памоуик был, поняла она. Она ударилась о воду, но тут все навыки, привитые с рождения, помогли ей собраться. Памоуик двигался так же легко, как Секотин, и юноши, ухватившись за каноэ, с силой толкнули его вниз по течению. Одним движением они ушли под воду в сторону тростника, росшего в этом месте у берега. Покахонтас догнала их мгновенье спустя. Она вынырнула между братьев как раз в гуще тростниковых зарослей.
— Другое каноэ, — прошептала она.
— Забудь о нем. Возьми тростинку и ныряй.
— Молись Ахонэ, — сказал Памоуик.
Он сломал длинную, толстую тростинку и протянул ей. Она взяла один конец в рот и погрузилась в неглубокую воду, почти на илистое дно. Кожу покалывало от холода. Покахонтас полулежала на дне и видела высокий тростник вокруг них и водовороты взбаламученного ила, оседавшего теперь, когда они затихли. Второй конец тростника торчал из воды, и она легко дышала через полый стебель. Памоуик был рядом с ней, он дотянулся и сжал ее руку.
Они ждали. Речная улитка ковыляла по руке Покахонтас. Она следила за ее мучительно медленным передвижением.
Каноэ монаканов пронеслись мимо, темные тени на поверхности воды. Покахонтас дышала через свою тростинку глубокими, осторожными вдохами. Одна из лодок монаканов вернулась. Она плавала туда и обратно мимо них. С каноэ спустились две длинные палки, наугад тыкающиеся в тростник. Одна из них ткнулась в руку Памоуика. Он не вздрогнул, не двинулся. Лодка монаканов уплыла.
Они ждали бесконечно долго. Покахонтас приказала себе быть терпеливой, братья скажут, когда опасность минует. Она наблюдала подводный мир: крепкий тростник, растительность речного дна, рыб и насекомых. Рядом промелькнула маленькая водяная змея. Покахонтас дышала свободно и наслаждалась новой стихией. «Я — обитатель реки, дитя Ахонэ, возможно, это и есть мой мир — эта тихая прохлада».
Наконец Секотин дотронулся до нее, предупреждая, чтобы она пока не двигалась. Она смотрела, как его голова выходит на поверхность. Спустя долгое время он дал знак остальным осторожно показаться из воды. По лицу Покахонтас стекала вода, уши были полны ею, в волосы набились тростинки и грязь. Она огляделась и увидела, что Секотин уже на середине реки, видна его голова, подпрыгивающая на волнах. Памоуик прошел ниже по течению, проверяя берег. Больше в поле зрения не было ни одного живого существа.
Через несколько секунд братья присоединились к ней.
— Не видно ни каноэ, ни монаканов, — Секотин прищурился, глядя вдаль. — Мы близко от устья реки. Можем поискать наше каноэ и попытаться пройти морем или пойдем по земле.
— По земле, — сказал Памоуик.
— Прямо сейчас? — спросил Секотин.
— Безопасней спрятаться до темноты, лучше переплыть реку и найти подходящее дерево, на которое можно взобраться.
— Я останусь с Покахонтас.
— Нет, я, — твердо сказал Памоуик.
Бесшумно, один за другим, они переплыли широкую реку, достигли дальнего берега, прислушиваясь к любому постороннему шороху. На другой стороне они низко пригнулись и, под прикрытием тростника добрались до узенькой полоски земли между берегом и лесом. Здесь по знаку они бросились бежать.
Покахонтас мчалась быстро, как горная кошка. Она первой достигла леса, выбрала высокое дерево с толстым стволом и вскарабкалась наверх. Памоуик лез следом за ней.
— Забирайся выше, — сказал он, — пока не сможешь оглядеться вокруг.
Ей не нужно было говорить об этом. Усилия, потраченные на бег и лазанье, обновили каждый нерв в ее пропитанном водой теле. Кора дерева была жесткой и теплой. И, что более важно, она двигалась к небу. «Нет, — подумала она, — я не дитя реки. Ахонэ была добра к нам и откликнулась на наши молитвы, но мой любимый бог — бог неба. Мне следовало бы родиться птицей, а не рыбой, птицей, стремящейся ввысь, к солнцу». Она энергично работала руками и ногами, пока наконец не добралась до вершины. Дерево было высоким, и с него открывался вид на многие мили вокруг. Лес расстилался ковром зеленых листьев, пестревшим белыми цветами кизила — волшебное зрелище. Его рассекала лишь огромная извилистая гладь реки. Покахонтас подождала минуту, упиваясь солнцем и небом, потом воздела руки к богу неба.
— Видны какие-нибудь люди? — позвал Памоуик.
— Никого не видно. — Она сощурилась и ей показалось, что она видит солнечный отблеск на водах далекого залива. — Но, по-моему, я вижу наше каноэ.
— Оно пропало. Спускайся вниз, мы найдем ветку, на которой сможем устроиться.
Покахонтас задумчиво спустилась к нему. Она видела ноги Секотина сквозь ветви соседнего дерева. На их дереве Памоуик нашел крепкую раздвоенную ветку, на которой будет удобно спать.
— Посторожи первым, Секотин, — позвал он.