Покахонтас
Шрифт:
Паухэтан добродушно фыркнул:
— Мы уже пробовали, но ничего не получилось.
Внезапно Покахонтас ощутила неуверенность. Она никогда не думала, что кто-то может быть могущественнее Паухэтана и сильнее его армии. Тассентассы, возможно, опаснее, чем она предполагает. Нужно сменить тактику, чтобы отец принял ее план.
— Это не любопытство, отец. Я хочу помочь тебе, я хочу помочь прогнать их до того, как наступит лето и придет время...
— Жертвоприношений, — сумрачно закончил за нее Паухэтан. — Мы все этого хотим. Но что мы можем сделать, моя Маленькая Озорница? Ты еще даже не женщина. Это дело мужчин. Ужасно, когда приходится приносить жертвы. Никто из нас не хочет, чтобы это случилось. Но минуют четыре луны, прежде чем соберутся жрецы. Мы должны думать и наблюдать, прежде чем напасть на грязных людей.
— Тогда позволь мне следить за ними для тебя. Мои глаза остры, и слух тоже. И то, что я пока девочка, может, даже лучше. Я пройду там, где не пройдут мужчины. Бледные люди при мне скажут что-то, о чем никогда не заговорят в присутствии воинов. Я смогу уговорить их.
— Ты не сможешь понять их странные звуки, — заметил Паухэтан. — Да, это правда, Озорница, все знают о твоем остром уме, но ты пойдешь к грязным только вместе с людьми Починса.
Он задумчиво хмурился.
— С людьми Починса?
Починс был ее братом и старшим из сыновей Паухэтана.
Паухэтан бросил на нее быстрый взгляд.
— Починс самостоятельный правитель. Тассентассы приплыли из-за моря и высадились на земле Вовинчо, но люди Вовинчо загнали их назад на их большие каноэ. Вчера вечером гонцы принесли весть, что они продвигаются к землям Починса.
— Тогда разреши мне отправиться в Кекоутан, отец, — с надеждой взлетел голос Покахонтас. — Я могу навестить Починса и его людей. Я знаю дорогу в Кекоутан, я легко найду ее.
— Я думал послать Секотина, — ответил ее отец, — и Памоуика.
— Мы можем пойти все трое. Они возьмут меня, если ты скажешь им.
— Слишком много — просить их отправиться в такое путешествие с младшей сестрой. И монаканы могут все еще быть поблизости. — Паухэтан остановился и задумчиво посмотрел на дочь. После долгого молчания он продолжил. — Ты мое любимое дитя, Покахонтас, и я не делаю из этого тайны. Ты скоро станешь женщиной, и в отношении тебя у меня большие планы. Может быть, в этом походе ты многому научишься. Я поговорю с Памоуиком. Ты пойдешь. Но помни, эти чужеземцы отвратительны. Я презираю их, и ты тоже должна. Ты идешь не нападать на них, а наблюдать и слушать, чтобы обо всем рассказать мне. Никогда, никогда не теряй бдительности. Думай о них как о своих врагах. Помни, что ты станешь вождем племени, и все время веди себя как подобает.
— Отец, я никогда этого не забываю. Я постараюсь для тебя. Ведь я твоя дочь!
Довольный, Паухэтан широко улыбнулся.
Разными тропками Покахонтас проскользнула к дому, где спал ее отец. Любимые жены Паухэтана и несколько неженатых и незамужних детей, которых он держал при себе, тоже спали здесь. Это было длинное строение — в рост десяти человек от края до края. Она пробралась через помещение мальчиков туда, где спали девочки — в центр дома. Часть дома была отведена женам, а еще дальше — помещение с отдельным входом — отцу.
Добравшись до места, где спали четыре девочки, Покахонтас направилась прямо к своей постели — груде ее любимых беличьих шкурок, на которую было брошено покрывало из меха серой куницы. Она любила ощущение мягкого тепла на своей коже. У стены стояла большая корзина, в которой лежали ее наряды. У нее было много одежды: все младшие вожди королевства Пяти Рек слали ей подарки. Тут были юбки и мокасины из мягкой кожи, накидки, украшенные перьями и кистями и обязательно белыми перьями, соответствовавшими ее рангу. Здесь лежали нити жемчуга и медные украшения, подаренные ей в надежде доставить удовольствие ее отцу. Покахонтас встала на колени на возвышение рядом с корзиной и принялась отбирать вещи, которые понадобятся ей для путешествия. Ничего громоздкого, потому что путь будет непростым и идти надо налегке. Тем более, что в доме отца в Кекоутане есть множество разной одежды. Ей нужна только толстая юбка из прочной кожи, кожаная накидка, чтобы защититься от вечерней прохлады, а на ноги — простые коричневые мокасины. Эта одежда не выдаст ее положения. И больше ничего.
Выбрав вещи, она присела на постель и задумалась, почему отец намеревался послать только Памоуика и Секотина. При обычных обстоятельствах вести переговоры с Починсом и тассентассами пошел бы отряд воинов. Но время для вопросов было неподходящее. Она была счастлива, что ее вообще взяли. Памоуик и Секотин были не только ее братьями, но и хорошими товарищами. По крайней мере, Памоуик. Тут она упрекнула себя: Секотин всегда был добрым с ней.
Покахонтас вспомнила о беседе накануне вечером. Братья рассказали ей, как ужасно пахнут тассентассы. А в реку заходят, не снимая одежды! Не скребут себя раковинами и не вытираются после купания. Очень странные существа! Они прибыли на огромных каноэ, которые плавают при помощи ветра, и у них есть оружие, которое грохочет громче бури. Как же они устраивают засады? Покахонтас чувствовала себя зачарованной.
Покахонтас поднялась на рассвете. Она была настолько взволнована мыслью о предстоящем путешествии, что почти не сомкнула глаз. Молча, двигаясь грациозно, словно молодая олениха, она скользнула за перегородку к мальчикам, прошла мимо спящих братьев и вышла наружу, в блеклый рассвет.
Первым делом она пошла за дом, где на расчищенном участке земли рядами стояли маленькие плетеные клетки. В ее маленькой клетке сидела коричневато-зеленая жаба. Последнее, что она сделала накануне, — нашла подходящую жертву. Покахонтас открыла клетку и достала жабу.
Идя по тропинке к реке и сжимая в руке немую жабу, она думала о том, как глупо поступают тассентассы, не воздавая должное Ахонэ. А это очень опасно — никогда не приносить ей жертв. И как ужасно, что они никогда не доставляют себе удовольствия свободно поплавать в воде.
Вскоре она вышла на берег, мимо которого река плавно несла свои глубокие воды к большому заливу Чесапик, к тому месту, где тассентассы высадились на сушу. Она спустилась к воде, отбросила острые тростинки и встала на колени на мягкий песок.
— Ахонэ, — прошептала она, — я приношу тебе эту жертву, чтобы для меня и моих братьев путешествие было безопасным.
Она содрогнулась, принося жертву, потому что не любила жаб. Может быть, Ахонэ даже с большей благожелательностью примет жертву, видя как она преодолела отвращение. Затем она скинула с себя юбку, окунулась в воду и как следует вымылась. Потом вытерлась индюшачьими перьями.
Ей пришлось поторапливаться: нужно было принести еще одну жертву — богу зла Океусу. Океус пугал ее, ему в жертву был принесен один из ее братьев, и мысль о новых детских жертвах висела над ней, как грозовое облако. Но совершить обряд было необходимо, иначе в путешествии им выпадут неприятности. Она задержалась, чтобы взять из клетки трех белок, и присоединилась к братьям. Все трое в молчании быстро пошли к капищу Океуса.