Покаяние
Шрифт:
– Нужно выяснить, сколько у этого здания входов. И не видел ли ее кто-нибудь. Насчет сезона отпусков вы правы, но, может, кто-нибудь из соседей еще не успел уехать? К тому же в этом районе в домах должны быть камеры. И консьерж. Мне надо с ним переговорить.
– Устроим, сеньор. – Эстратико направился было к двери. – А как быть с девушкой, тело которой мы осматривали утром…
– С этим спешки нет, – перебил его Альсада.
Эстратико замер.
– У тебя удивленный вид.
– Что, прямо ничего с этим не делать?
Осторожнее, Эстратико.
– Ты хотел сказать «с ней», я прав? – Альсада глубоко вздохнул. Ему не
– Думаете, тут и впрямь дело нечисто?
Ничего себе поворот! Вот же геморрой этот Эстратико! Единственное, что его оправдывало в глазах Альсады, – это искренняя увлеченность профессией.
– Надеюсь, нет. Такие женщины…
Паула его бы убила. Стереотипы, Хоакин, плохи не тем, что они неправильны. А тем, что правильны не до конца. Но что такое истина в его профессии? Лотерея, не больше.
– Такие женщины любят бурные вечеринки, и, возможно, гулянка потревожила кого-то из соседей или девушку задержали с запрещенными веществами, но позже отпустят под залог, а всю вину на себя возьмет парнишка, с которым она крутила шуры-муры на этой неделе. Возможно – возможно! – она долго была в завязке и сорвалась или легла делать аборт. Может, ни с того ни с сего уехала отдохнуть, никого не предупредив. Впрочем, не сообщить сестре, которая точно будет волноваться, – не знаю, как тебе, а мне такой сценарий кажется неправдоподобным. У тебя есть братья или сестры, Эстратико?
– Нет, сеньор. – Помощник комиссара поспешно сменил тему: – А когда нам показали фотографию, у вас не возникло ощущения, что где-то вы эту девушку уже видели?
Видимо, у кого-то не самые лучшие отношения с родней.
– Эстратико.
– Да, сеньор!
– Не стоит думать, будто я не понимаю, к чему ты ведешь.
– Что, сеньор?
– Сколько людей живет в Буэнос-Айресе?
– Три миллиона? – предположил Эстратико.
– Два миллиона восемьсот тысяч. Но можно и до трех округлить. Как по-твоему, сколько среди них женщин в возрасте двадцати пяти – тридцати пяти лет?
– Тысяч двести?
– Великолепно. Весьма точное предположение. Итак, двести тысяч. Сколько среди них темноволосых и, скажем так, симпатичных?
– Я вас понял, инспектор.
– Что-то сомневаюсь.
– Просто хотелось узнать…
– Само собой, твое замечание было абсолютно невинным. Как и вопрос об особых приметах, помнишь? Включи голову, – Альсада выразительно постучал себя по виску указательным пальцем, – пока в ней не зародились какие-нибудь безумные теории. И пока их никто не услышал. Наследница Эчегарай в мусорном баке. Только этого нам не хватало. Нет уж. Во всяком случае, пока мы не найдем что-то, хотя бы напоминающее факт. – Он вдруг поймал себя на том, что изъясняется совсем как комиссар Галанте: – Я рассчитываю на твою осмотрительность. Мы поняли друг друга?
– Да, сеньор. Я просто подумал: вот было бы здорово, если бы женщина, которую мы видели утром, и оказалась той самой пропавшей сестрой.
– Здорово? Здорово?! – Альсада задохнулся от возмущения. – Здорово было бы, если бы утро не началось с трупа в мусорном баке! На помойке! «Здорово», ну ты и сказанул!
Эстратико испуганно замер.
– Отправляйся в Кастекс, – рявкнул Альсада. – Видеть тебя не желаю, пока не разыщешь консьержа. А между делом поглядишь на квартиру. С соседями пообщайся и все такое.
– Один? – переспросил помощник комиссара со смесью ужаса и гордости в голосе.
– Да, Эстратико, один. Уверен: ты и без меня справишься – квартира ведь пуста. А когда вернешься, составь мне список всех висяков с неопознанными жертвами по городу – нет, лучше по всему Большому Буэнос-Айресу.
– Но, сеньор, их очень много…
Пора поставить мальчишку на место.
– Именно. И проверь каждый, чтобы убедиться, что жертвой не является Норма…
– Эчегарай? – не утерпел Эстратико.
– Что ты сказал?
– Есть, сеньор.
Так-то лучше.
– И с документами Долорес разберись, ладно? Ей уже давно пора домой. – Тут Альсаду посетила другая мысль: – А заодно попроси ее сегодня не выходить на, хм, работу.
6
1981 год
Суббота, 5 декабря, 00:05
Звонок бежевого телефона на тумбочке Паулы Арангурен вспорол тишину весенней пригородной ночи, будто нож мясника. После пары пронзительных трелей Паула выдернула подушку из-под головы Хоакина и приподнялась на локте. В темноте она не видела лица мужа, но знала, что он рядом, за джунглями черных кудрей, которые он согласился не стричь в угоду своей супруге. Паула демонстративно откашлялась. Телефон зазвонил в третий раз. Тогда она сняла трубку, поднесла к уху и невозмутимо произнесла:
– ?Digame? [7]
– И кто это, черт возьми, трезвонит посреди но… – возмутился было Хоакин, силясь разглядеть часы в темноте.
Паула шикнула на него, внезапно напрягшись.
Хоакин отвернулся от нее, пытаясь рассмотреть время на будильнике «Касио», стоявшем на его тумбочке. Светящиеся стрелки порой складывались в надменную улыбку Чеширского кота, но не сейчас. Пять минут первого. После полуночи ничего хорошего не случается – так говорил отец, объясняя, почему братьям Альсада нельзя гулять допоздна.
7
Говорите (исп.).
– Будет лучше, если трубку возьмешь ты, – строго произнесла Паула, прикрыв динамик рукой.
Тут-то Хоакин все и понял.
Он заметил, как сверкнуло ее обручальное кольцо. Не поднимаясь, потянулся к жене смуглой рукой и схватил телефон. Провод тугой спиралью обвил побледневшие костяшки.
Звонила соседка брата. Даже в этой чрезвычайной ситуации не узнать ее голоса было невозможно. С тех пор как Хорхе Родольфо с женой Аделой поселились на одной площадке с ней, она систематически за ними шпионила. Хоакину вспомнилось, как брат пародировал соседку – изображал, как она, шаркая, бредет по площадке к их двери, а потом возвращается к своей.