Показания одноглазой свидетельницы
Шрифт:
– Другу или возлюбленному? – спросила Делла.
– Скорее просто другу. Думаю, что это тот же человек, через которого она передала мне деньги. Если слушать, что она сама рассказывает, можно подумать, что она и впрямь совершила убийство. Факты же показывают, что эта женщина просто испугалась мужа и убила его, защищаясь, а потом скомпрометировала себя, пытаясь скрыться. Надо будет, чтобы Пол Дрейк попытался найти ее приятеля. Да и вообще после того, как Селлерс сказал, что адрес на конверте с деньгами написан тем же почерком, что и записка, которую она оставила для меня у матери, у меня нет выбора. Она моя клиентка. Я уже работаю на нее и должен буду продолжать. – Он немного помолчал, потом сказал: – Забавно, что ее алиби могло бы и сработать, не прояви я такого усердия. Пассажиры запомнили бы, что она ехала в автобусе, а полиция никогда не смогла бы найти всех пассажиров, которые были в автобусе, и значит...
– Может быть, они бы сами объявились, чтобы принять участие в таком громком деле? – сказала Делла.
– Вряд ли, один шанс на десять, – сказал Мейсон. – Представь, что ты ехала бы в этом автобусе, едва ли тебя увлекла бы перспектива быть вовлеченной в дело об убийстве, – усмехнулся Мейсон. – Многие из пассажиров просто не явятся в суд, чтобы не мучиться. Остальные же скажут, что видели обвиняемую в автобусе, но не могут припомнить, когда она села в него.
– Собиралась ли полиция опросить пассажиров, когда те выходили из автобуса в Сакраменто? – спросила Делла.
– Очевидно, нет. Тогда они просто хотели арестовать Миртл Фарго. Мысль о том, что у нее есть алиби, даже не приходила им в голову.
– Что же ты намерен предпринять, шеф?
Он протянул руку за шляпой.
– Хочу зайти к моей клиентке и посмотреть, что можно спасти после крушения... Боюсь, чертовски мало.
16
Перри Мейсон с улыбкой встретил репортеров.
– Минуточку, – сказал один из фотографов.
Мигнул яркий свет вспышки.
– Мистер Мейсон, – начал один из журналистов, – ответьте нам прежде всего на вопрос, являетесь ли вы адвокатом миссис Фарго?
– Без комментариев.
– Но зачем вы ездили в Стоктон, если вы не ее адвокат?
– Без комментариев.
– Вы наняли сыщиков, чтобы подыскать в автобусе свидетелей?
– Не отрицаю.
– Вы заплатили сыщикам из своего кармана?
– Да.
– Были ли вам переданы какие-либо деньги от Миртл Фарго в качестве аванса?
– Мне об этом ничего не известно.
– А чем объяснить ваш необычный интерес к делу Миртл Фарго?
– Без комментариев.
– Что вы сделаете, если Миртл Фарго захочет, чтобы вы ее представляли?
– Она меня еще не просила.
– Вы собираетесь повидать ее сейчас, чтобы выяснить, не захочет ли она быть вашей клиенткой?
– Я не навязываю своих услуг, если вы на это намекаете.
– Вы прекрасно знаете, что мы на это не намекаем. Что вам известно о сообщнике миссис Фарго?
– Если она невиновна, у нее не может быть сообщника.
– Но допустим, что она виновна, вы что-нибудь знаете о ее сообщнике?
– Ничего.
– Вы будете защищать ее, даже допуская, что она виновна?
– Адвокат не может допускать, что его клиент виновен.
– Вы точно знаете, что она невиновна?
– Я знаю лишь то, что ее обвиняют в преступлении, и потому она имеет право на справедливый суд в присутствии присяжных, а чтобы суд был справедливым, ей необходимо иметь защитника. Без защитника судить нельзя.
– Вам не кажется, что наша беседа не очень-то плодотворна?
Мейсон обезоруживающе улыбнулся:
– Да, кажется.
Репортеры сделали еще несколько снимков и оставили его одного.
Мейсон опустился в кресло против перегородки, которая протянулась во всю длину стола. Надзирательница ввела Миртл Фарго.
Ее лицо было бледным, на нем проступили морщинки. Под глазами залегли темные круги. Губы, не накрашенные помадой, казалось, вот-вот готовы были задрожать.
– Я вижу, вы совсем не спали, – сказал Мейсон.
– Мне не давали уснуть. Допрашивали всю ночь, угрожали, заставляли вновь и вновь рассказывать, упрашивали меня, давали подписывать показания, а потом посадили в самолет и привезли сюда, и опять все началось снова. Я глаз не сомкнула.
– Скажите, это вы мне звонили и просили меня передать ваше поручение Медфорду Карлину? – спросил Мейсон.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Нет.
– Вы убили вашего мужа?
– Нет.
– Вы посылали мне деньги?
– Нет.
– Вы понимаете, что вас обвиняют в убийстве?
– Да.
– Вы понимаете, что адвокату почти нечего сказать в вашу защиту?
– Похоже, что так. Сперва я думала иначе, но теперь понимаю, что ошибалась. Мистер Мейсон, – продолжала она, – я в ужасном положении. Я совершенно не виновна в смерти моего мужа. Я знаю, что мне грозит, но больше всего меня беспокоит, как все это отразится на судьбе Стива, моего сына.
Мейсон сочувственно кивнул.
– Я всем пожертвовала ради него, – сказала она. – Я... не могу сказать, чем я пожертвовала для его благополучия. И вдруг такой кошмар. Я... я в отчаянии.
– Ответьте мне лишь на один вопрос, – сказал Мейсон, – вы хотите, чтобы я вас защищал?
– Мистер Мейсон, у меня нет своих денег. Дядя оставил мне небольшое наследство, но эти деньги муж вложил в свой бизнес. Думаю, что он подделывал счета и почти полностью присвоил себе деньги. Но если что-то все-таки осталось, я хочу, чтобы на эти средства мой сын получил образование. У меня есть страховка, но я не смогу реализовать ее, пока... ну, словом, пока меня не оправдают.
– У вас есть что-нибудь наличными?
– Очень немного. У меня было пятьсот долларов, но, когда меня арестовали, их у меня забрали.
– У вас было пятьсот долларов в момент ареста?
– Да... это были мои сбережения.
– Скажите, вы хотите, чтобы я вас защищал?
– Я вам уже сказала: у меня нет денег, чтобы платить адвокатам.
– Я спрашиваю: вы хотите, чтобы я защищал вас?
– Да.
– Отлично, – сказал Мейсон. – Вы мне все время лжете. Лжете, что не звонили мне, что не вы оставили клочок бумаги с комбинацией сейфа в телефонной кабинке. Лжете, что не посылали мне деньги, – конверт надписан вашим почерком.