Покинуть Париж и уцелеть
Шрифт:
– За что ты меня любил? – спросила она, так пронзительно посмотрев на него, что Люк немедленно убрал руки.
Он неспешно поправил выбившиеся из рукавов пиджака манжеты рубашки, бросил короткий взгляд на водителя, который с непроницаемым лицом следил за дорогой и делал вид, что забыл о пассажирах на заднем сиденье, которые, не стесняясь, вели откровенный разговор.
Нечасто Паскаль был свидетелем моментов, когда босс говорил на личные темы. Вернее, никогда, ибо мсье Матуа, не в пример другим хозяевам, которым он служил, был скрытным человеком, больше молчал, изучал бумаги во время движения и вел деловые беседы по телефону. Мог
Только в присутствии жены или после размолвок с ней хозяин терял самообладание, мог взорваться и нагрубить, а после в течение долгого времени выглядел расстроенным. Вот и сейчас русская стерва с легкостью сумела вывести мсье Матуа из себя. «Разбей ей нос, наконец», – словно дал безмолвный совет Паскаль, при этом лицо его оставалось непроницаемо-каменным. Однако, услышав голос мсье Матуа, который вернул свою выдержку и снова стал хладнокровным и неприступным, не удержался и едва заметно улыбнулся.
– Ты, Полина, шлюха, а шлюх не любят.
– Шлюха?! – Она откинула голову и рассмеялась. – Это не помешало тебе жениться на мне. К тому же в нашу последнюю встречу на празднике у Марка ты так не думал и явно жаждал примирения.
– Не знаю, что на меня нашло. Ошибся.
– Ты смешон и банален, – Полина похлопала Паскаля по плечу. – Поверни направо.
– Зачем? – спросил Люк, увидев, что Полина указала на съезд, ведущий к дому, где они когда-то жили вместе. – Твой отель находится в другом округе. Или ты желаешь прогуляться?
– Я хочу забрать кое-что из оставшихся вещей, – пояснила Полина, недовольно заметив, что Паскаль продолжает движение вперед и вряд ли остановится, пока не получит команду от хозяина. – Надеюсь, ты позволишь?
– Что именно?
Люк вел себя надменно и явно наслаждался тем, что бывшая жена находится в унизительном положении просительницы. Это привело в ярость Полину, но она смиренно опустила плечи, улыбнулась, нежно и невинно, как монашка, и отвернулась, всем видом демонстрируя, что лучше будет рассматривать знакомые улицы, чем снова ввяжется в ссору.
– Так что ты хотела забрать?
– Драгоценности, – спокойно ответила Полина, а в душе в это время бушевала буря.
Она боялась, что Люк не вернет ювелирные украшения, большую часть которых преподнес он сам. И все же среди них были и те, которые Полина покупала лично, а также подарки братьев.
– Впрочем, можешь избавиться от всего, что осталось. Я в состоянии купить себе…
– Конечно! – рассмеялся Люк, громко хлопнул себя по колену.
– Да, ты не обидел меня. За это я признательна тебе.
– Мои адвокаты могли бы оставить тебя ни с чем, – важно произнес Люк. – И ты всего лишь говоришь спасибо?
– Хочешь, чтобы я переспала с тобой в знак благодарности? Можем устроить это прямо здесь, – развеселилась Полина, заметив, что у водителя кончики ушей покраснели от смущения.
– Не паясничай, – произнес Люк. – Паскаль, разворачивайся.
До самого дома он не
– А мадам Матуа? – прокашлявшись, поинтересовался Паскаль и бросил неловкий взгляд на Полину, которая кокетливо улыбнулась ему в зеркало.
– Не стоит беспокоиться, – ответила она вместо Люка. – Я вызову такси.
Паскаль быстро выскочил на улицу, чтобы открыть дверцу перед хозяином, но Люк опередил его, выйдя из машины самостоятельно. Простодушное лицо водителя выразило огорчение из-за промедления. Это рассмешило и одновременно обидело Полину, потому что Паскаль никогда не вел себя с ней так же услужливо, как с Люком. Хотя это ведь не Полина оплачивала его работу. К тому же вскоре, возможно, он будет возить новую мадам Матуа, поэтому вовсе не обязан прислуживать прежней. Мысль о повторной женитьбе Люка заставила побелеть от злости, наполнила душу едким дымом досады и ревности. Чувство собственности и жадность настолько обострились, что Полина готова была снова выйти замуж за Люка, лишь бы он никому не достался. Это заставило вновь задуматься о правильности сделанного шага: если она так отчаянно не желает отпускать Люка, может, любит его?
Полина немедленно отбросила столь нелепое предположение, вошла в лифт следом за Люком и тут же оказалась в его объятиях. Люк вел себе так настойчиво и страстно, что она даже не думала сопротивляться. Сгорая от нетерпения, Полина помогала ему раздевать себя, так же активно снимала одежду с него, жадно отвечая на поцелуи и объятия. Но оказавшись в спальне, наполненной знакомыми запахами и звуками, быстро пришла в себя и оттолкнула его. Люк все понял без слов, встал с постели, поднял рубашку с пола и скомкал в гневе. Полина нервно натянула чулки, потом надела платье и, не застегнув замок, бросилась из комнаты, однако ее перехватил Люк и прижал к двери.
– Ты не забрала то, ради чего приходила, – сказал он, горячим дыханием опалив ей щеку.
Полина с горечью вспомнила о великолепных гарнитурах из драгоценных камней, которые Люк дарил на каждую годовщину свадьбы, дни рождения и другие памятные даты. Он любил красивые украшения не менее, чем она, даже больше, так как с радостью преподносил, а потом с удовольствием наблюдал, как Полина примеряет их у огромного зеркала в спальне.
– Оставь себе, – сказала она, решив, что не имеет права на эти яркие частички счастья.
– Мне они не нужны! – Люк сделал шаг назад.
– Тогда я заберу их позже.
Больше не сказав ни слова, Полина бросилась к выходу, скользя по гладкому полу, как конькобежец, отчего отчаянно боясь поскользнуться и сломать каблук. Наконец она добежала до двери и оглянулась, тайно желая увидеть за спиной Люка. В светлом коридоре не было никого. Полина разочарованно вздохнула и в последний раз осмотрелась. Больше она никогда не вернется в это великолепное место, хозяйкой которого считалась до вчерашнего дня. Расстроенная из-за того, что прощается с жизнью, принесшей ей, несмотря ни на что, много удовольствия, Полина прислонилась спиной к стене и протяжно вздохнула, почувствовав, как на глаза набежали слезы. Самым нелепым в этой ситуации было то, что она страстно желала избавиться от Люка, а когда это случилось, испугалась и опечалилась, ибо испытала не облегчение, о котором мечтала, а безграничное чувство вины, грозившее разрушить и душу, и разум.