Покинуть Париж и уцелеть
Шрифт:
– Выходи, – мрачно приказал Лисин, когда они подъехали к особняку, и открыл дверцу.
Полина с испугом посмотрела на дом, казавшийся сказочной картинкой из-за кружившегося в тихом танце снега. Ветер куда-то исчез, воздух потеплел и стал настолько густо-белым, что его хотелось потрогать руками. Повернувшись в сторону дороги, по которой только что ехала, Полина увидела приближающуюся к дому машину. «Черт подери! – промелькнуло в голове. – Мы с Глебом позорные трусы! Нужно было драться за свои жизни, когда еще находились в городе. Но получается, что мы покорно привезли самих себя на смерть. Сами!» Заметив, что Лисин также отвлекся, наблюдая
– Отчаянно! – прокомментировал Лисин попытку Полины взять власть в свои руки и ударил ее ногой в бедро, заставив вскрикнуть от тупой боли, пронзившей мышцу. – Вставай, идиотка! И в дом! Без фокусов.
Полина, как старая хромая лошадь, поковыляла к ступеням, ведущим в особняк, и, жалко постанывая, стала подниматься. У двери остановилась, ожидая, когда Лисин откроет входную дверь, затем осторожно прошла внутрь и остановилась.
– Не задерживаем движение. Вперед, в гостиную.
Получив удар в спину, Полина вынуждена была подчиниться. Она медленно прошла по персиково-золотистому коридору и вышла в роскошную гостиную, мало чем напоминавшую уютную комнату, где собирается семейство для совместного времяпрепровождения. Она больше походила на салон, в котором устраивают приемы для высокопоставленных гостей. Лепнина на потолке, картины на стенах и зеркала в золотых рамах, мягкая мебель из Испании, наборный дубовый паркет. Этот величественный и роскошный интерьер портила огромного размера полиэтиленовая пленка, расстеленная на полу.
– Посмотри, какая прелесть! – усмехнулся Лисин, пройдясь по полиэтиленовому «ковру», и повернулся к Полине. – Видишь, как тебя встре…
Голос его прервался на полуслове, Лисин замер на мгновение и неожиданно как для Полины, так и для себя самого с грохотом повалился на пол. Вокруг него стало медленно растекаться кровавое пятно, густое, блестящее, как гуашевые краски, которыми Полина часто рисовала в детстве. Она, завороженная, смотрела в неподвижное лицо Лисина, все еще не понимая, что произошло. Потом вздрогнула, заметив отделившуюся от лестницы серую тень. К ней приближался молодой белокурый мужчина, один из охранников, которых она видела прошлой ночью, когда Глеб привозил ее в поместье на поиски проклятого ключа.
– И снова здравствуйте, – мягко прозвучал его голос.
Полина посмотрела на пистолет, который выронил Лисин, падая на пол, в считаные секунды подлетела к нему, схватила и выстрелила в сторону убийцы, не ожидавшего от рафинированной дамочки подобной прыти. После, даже не посмотрев, попала ли пуля в цель, метнулась к правому крылу особняка, из которого можно было выскочить в ту часть сада, где находился «цветочный лабиринт» и скульптурная аллея, а если воспользоваться другой дверью, то добежать до хозяйственных построек, в частности до гаража. По мере продвижения к спасительной двери Полина схватила телефон и набрала номер полиции. Когда ей ответили, принялась сбивчиво говорить в трубку:
– Помогите. Меня и моего друга собираются убить. Пожалуйста, это не шутка…
От резкого удара в спину она выронила телефонную трубку и полетела вперед, ударившись плечом о резную позолоченную ножку старинного стула. Тут же ее схватили за волосы и грубо подняли. Молодой
Полина поразилась тому, с каким удовлетворением он смотрел на ее кровоточащие от удара губы и нос, из которого теплой дорожкой текла кровь. Не произнеся ни слова, парень стиснул пальцы у нее на шее и потянул за собой, потом вдруг остановился, наклонился к лежащему на полу телефону и аккуратно положил его на прежнее место.
Снова оказавшись в гостиной, Полина увидела улыбающуюся Аллочку, держащую на прицеле Глеба. Заметив, что у него в волосах запеклась кровь, на лбу вздулась огромная шишка и то, как он неуклюже тянул ногу за собой, когда шел к полиэтилену, Полина внутренне усмехнулась. Похоже, нежный Глебушек все-таки сопротивлялся похищению. Жаль только, что не смог победить бабу с искусственными сиськами и ботоксом на лице.
– О! Голубочки мои! – певуче рассмеялась Алла, быстро подошла к охраннику и страстно поцеловала его в губы.
Глеб растерянно посмотрел на парня, который выглядел и вел себя как влюбленный щенок, готовый выполнить любое приказание хозяйки, и удрученно покачал головой.
– Дима, – с жалостью проговорил он, – как ты мог позариться на старуху? Она же старше тебя на двадцать лет.
Алла театрально откинула голову, и легкий смех ее разошелся по тихому дому, с интересом прислушивающемуся к трагедии, происходящей в его стенах.
– На двадцать пять, если быть точным, – сказала она. – Но нашему счастью это не мешает!
Полина вдруг прекрасно поняла, чем именно Аллочка привлекла испорченного сосунка. Она была точной копией своего юного любовника, похотливой сучкой, алчной и жестокой. Это становилось понятным, стоило только увидеть, с каким восхищением она рассматривает окровавленное лицо Полины и багровую лужу, в которой лежал бывший любовник.
Томно покачивая бедрами, Аллочка подошла к дивану, обитому плотным шелком, и присела на него с таким усталым вздохом, будто из Москвы пешком пришла. Полина вынуждена была признать, что вдова Шемеса выглядит прекрасно, несмотря на свой зрелый возраст: тонкая фигура, ухоженное, профессионально накрашенное лицо без единой морщинки, белокурые длинные волосы. Заметив, что Полина пристально рассматривает ее, Аллочка потянулась, гибко выгнув спину и пошевелив плечами, как артистка кордебалета.
– Я косметолог, дорогая, – наконец сказала она. – Такие, как я, не стареют.
– Чувствую запах денег, – сглотнула Полина, намекая, что ее лицо и фигура стоят целое состояние. – Видимо, твое предприятие обанкротилось, раз ты решила избавиться от Шемеса?
– Не в этом дело.
– Значит, месть?
– В точку! – взмахнула пальцем Аллочка и широко улыбнулась. – Просто представился такой потрясающий случай избавиться от него. Я не могла им не воспользоваться, иначе жалела бы до конца жизни. Думаешь, приятно было все это время жить как соломенная вдова?
– Не знаю, – ответила Полина. – Никогда не была в такой ситуации.
– Поверь, это была чудовищная жизнь, без надежды на улучшение. Знать, что к тебе относятся хуже, чем к мусорной гнили, видеть, как твой муж ползает на коленях перед… – Аллочка пощелкала пальцами, выбирая нужное слово. – Шкурой. Очень больно. Я ненавидела его. И Ингу, которая, как пиявка, высосала из меня столько крови. И ее братца, который не вовремя сдох, помешав получить… Ах! – она взмахнула рукой. – Не хочу о них говорить!