Покинутый
Шрифт:
Но воротясь в Лондон и поселившись, как и прежде, на площади Королевы Анны, я не застал его там. Мне объяснили так: он уединился со своими книжками — он и Джон Харрисон, еще один рыцарь Ордена и такой же одержимый всякими храмами, древними хранилищами и призрачными существами из прошлого, как и сам Реджинальд.
— Мы были здесь в день, когда мне исполнилось восемь лет, помнишь? — сказал я, чтобы хоть как-то отсрочить минуту, когда я узнаю, кого мне предстоит убить. — Помнишь, что произошло потом снаружи, когда разгоряченный ревнитель справедливости собирался прибегнуть к упрощенной форме правосудия там, на улице?
Он кивнул.
— Люди меняются, Хэйтем.
— Да, особенно ты. Все еще занимаешься поисками своей первой цивилизации, — сказал я.
— Я теперь уже совсем близко, — сказал он, как будто мысль об этом сбрасывала утомительные путы, накинутые на него.
— Может, ты уже расшифровал дневник Ведомира?
Он нахмурился.
— Нет, не удалось, и должен признаться, продолжать я не собирался. Точнее сказать, «пока» не собирался, потому что нашелся специалист, из итальянского отделения ассассинов — женщина, представляешь? Она у нас, во французском замке, но говорит, что для помощи в расшифровке ей нужен сын, а сына все эти годы найти не удавалось.
Лично я сомневаюсь в ее словах и думаю, что она сама прекрасно может расшифровать весь дневник, если захочет. Я думаю, она просто хочет, чтобы мы нашли ее сына. Но она согласилась работать над расшифровкой, если мы найдем, и мы наконец нашли.
— Где?
— Там, откуда ты его скоро заберешь: на Корсике.
Выходит, я ошибся. Это не убийство. Я должен присмотреть за ребенком.
— Что такое? — спросил он, увидев, как у меня изменилось выражение лица. — Думаешь, это для тебя унизительно? Вовсе нет, Хэйтем. Это самое важное из всех заданий, что я тебе поручал.
— Нет, Реджинальд, — вздохнул я, — не важное; просто оно тебе таким кажется.
— Ого! В самом деле?
— Может быть, из-за своей увлеченности этим ты пренебрегал другими делами.
Может быть, ты кое-что выпустил из-под контроля…
Озадаченный, он спросил:
— О чем ты?
— Эдвард Брэддок.
Он выглядел удивленным.
— Понятно. Ну, хорошо, что ты там хотел мне о нем сказать? Ты ведь что-то утаил?
Я потребовал еще эля, и наша служанка принесла кружки, с улыбкой поставила их на стол и удалилась, покачивая бедрами.
— Что тебе в последние годы рассказывал Брэддок о своих поездках? — спросил я Реджинальда.
— Я о нем мало что слышал, а видел его еще меньше, — сказал он. — За последние шесть лет мы, насколько я помню, повидались только однажды, и общение с ним все более принимает эпизодический характер. Он не одобряет мой интерес к Тем, Кто Пришел Раньше и, в отличие от тебя, не скрывает своего отношения. Похоже, мы сильно расходимся в том, как распространять учение тамплиеров. В итоге получается, что я мало вижусь с ним; фактически, если бы я наводил о нем справки, то, осмелюсь заметить, мне пришлось бы расспрашивать того, кто участвовал с ним в походах, — взгляд Реджинальда сделался язвительным. — Как ты думаешь, где бы мне найти такого человека?
— С твоей стороны глупо обращаться ко мне, — расхохотался я. — Ты прекрасно знаешь, что когда речь заходит о Брэддоке, я становлюсь не слишком-то беспристрастным. Я давно невзлюбил его, а теперь неприязнь только усилилась, но поскольку независимых наблюдений у нас не имеется, поделюсь своим: он стал тираном.
— Каким тираном?
— Главным образом, жестоким. К солдатам, которые из-за него мучаются, да и к посторонним тоже. Я видел это своими собственными глазами еще в Голландской Республике.
— Как Эдвард относится к своим солдатам, это его дело, — пожал Реджинальд плечами. — Солдатам нужна дисциплина, Хэйтем, и ты это знаешь.
Я помотал головой.
— Был один случай, Реджинальд, в последний день осады.
Реджинальд откинулся назад и приготовился слушать:
— Продолжай…
И я продолжал.
— Мы отступали. Голландские солдаты грозили нам кулаками и проклинали короля Георга, который не прислал подкрепления в крепость. Почему не прибыло подкрепление, я не знаю. Но даже если бы и прибыло, помогло бы нам это? Опять же, не знаю. Я не уверен, что кто-нибудь из нас, находившихся в пятиугольнике крепостных стен, понимал, как противостоять натиску французов — безупречному и жестокому; беспощадному и в то же время непрерывному.
Брэддок не ошибся: французы вырыли ряды траншей и приступили к бомбардировке города, продвигаясь все ближе к крепости, и в сентябре они добрались до стен, подвели под их основание мины и взорвали.
Мы предпринимали вылазки, чтобы прорвать окружение, и все без толку, а восемнадцатого сентября французы проломали стены — в четыре часа утра, если мне не изменяет память. Они застигли Союзные войска буквально спящими, и мы были смяты раньше, чем успели что-то сообразить. Французы начали вырезать военных. Мы, конечно, понимали, что в конце концов они перестанут слушать командиров, и резня перекинется на мирных жителей городка, и так оно и вышло. У Эдварда был в гавани кораблик, на всякий случай, и он давно уже решил, что если французы ворвутся в крепость, на этом кораблике можно будет вывезти своих людей. И теперь было самое время.
Наш отряд поспешил к порту, где под нашим присмотром на корабль грузились люди и снаряжение. Небольшой отряд мы оставили у входа в порт, чтобы он сдерживал натиск французских мародеров, пока мы с Эдвардом и другими командовали у сходней погрузкой. В Берген-оп-Зоме гарнизон насчитывал около тысячи четырехсот человек, но месяцы сражений сократили их число наполовину. На кораблике был кубрик. Небольшой — не настолько большой, чтобы мы могли взять на борт много людей; конечно, мы бы не увезли из крепости всех желающих, но место было.
Я внимательно смотрел на Реджинальда.
— Я хочу сказать, что мы могли бы взять их.
— Кого, Хэйтем?
Я сделал хороший глоток эля.
— Там, в порту, к нам подошла семья. У них был старик, который не мог двигаться, и дети. От них отделился молодой человек, который приблизился к нам и спросил, не найдется ли у нас на борту места. Я кивнул — почему бы и нет — и указал на Брэддока, но он, вместо того, чтобы, как я ожидал, пригласить их на борт, вскинул руку и велел им убираться из порта и крикнул солдатам, чтобы погрузка шла быстрее. Молодой человек, как и я, удивился, и я собрался было возразить, но он сделал это за меня; у него лицо потемнело и он что-то сказал Брэддоку, я не расслышал, что именно, но, видимо, что-то очень нелестное.