Поклонник
Шрифт:
— Твои слова так прекрасны своей новизной, Эл, — сказала она своим голосом с хрипотцой. — Для тебя не существует никаких запретов.
— Это точно, — согласился я.
— И еще одна черта мне импонирует в тебе: твои поступки кажутс жестокими, а суждения — циничными, но в груди у тебя бьется сердце настоящего рыцаря.
— Ты имеешь в виду одного из тех парней, кто изобрел ?пояс верности?? — Я тупо уставился на нее. — Ты, вероятно, спятила.
Булочки все кончились, и я налил себе еще чашку кофе и закурил сигарету.
— Кажется, мне пора двигать в офис, —
— Когда я снова увижу тебя? — спросила она.
— Сегодня или никогда, — сказал я. — Если я к вечеру не разыщу убийцу или убийц, шериф, наверное, бросит меня в тюрьму с обвинением, что я — жулик, выдававший себя за полицейского.
— Желаю тебе удачи, Эл, — сказала она искренне.
— Спасибо. — Я допил кофе и встал с дивана. Затем я взял шляпу со стойки бара и направился к двери.
— Эл? — позвала Кэнди.
— Да?
— Эту правду о том, почему нас всех шантажировали… ее обязательно предавать гласности?
— Я не знаю, — сказал я. — По всей видимости, нет. Поскольку и Вейсман, и Чарли мертвы… Все зависит от того, послужило это мотивом убийства Вейсмана или нет.
— Мне кажется, я не смогу вынести огласки. — Слезы заблестели в ее глазах. — Я умру, если вся эта история попадет в прессу.
— Представляю себе заголовки, — сказал я. — ?Обряд плодородия в честь Бога солнца!?, ?Модная тусовка скачет нагишом вприпрыжку под лунным светом!»
Я стал смеяться и не мог остановиться. Чем больше я думал об этом, тем больше меня разбирал смех. Корчась от смеха, я вновь заковылял к дивану и, не прекращая гоготать, повалился на него рядом с Кэнди.
Я перестал смеяться примерно секунд через десять, когда Кэнди неожиданно шлепнула меня по лицу. Я с удивлением посмотрел на нее:
— Это еще за что?
— Моя жизнь рушится! — Она определенно впадала в истерику. — А ты покатываешься здесь со смеху!
— Милочка, — сказал я, — не все так страшно, как тебе кажется. Все это даже очень смешно, если на мгновение представить себе всю картину.
— Ты — кретин! — с отвращением бросила она.
— Да?
— Разве ты не понимаешь, что в этом и был основной смысл шантажа. Страх стать объектом насмешек, страх, сидящий в каждом из нас. Можно смириться с репутацией разрушительницы семейного очага, или роковой женщины, или еще с чем-нибудь. Когда покушаются на вашу женскую репутацию, это даже приятно щекочет вам нервы и придает определенный шарм. Но стать всеобщим посмешищем в этом! Разве ты не понимаешь, что будет, когда за это примутся газеты? Аршинные заголовки, кочующие из газеты в газету по всей стране. И куда бы мы потом ни поехали, всю оставшуюся жизнь за нами будет тащиться слава участников обряда плодородия в честь Бога солнца! А ты… ты, горилла несчастная! Сидишь здесь и ржешь!
— Извини, — смиренно произнес я.
— Убирайся вон!
— Да, мэм.
Я уже почти подошел к двери, когда в мою сторону полетел кофейник. Я вовремя увернулся, и кофейник, ударившись о дверную панель, покатился по белому ковру к дивану, оставляя после себя кофейный след.
— Смотри, что ты наделал! — завопила Кэнди. — Ты испортил мой ковер!
Я мигом выскочил из пентхауса и спустился на лифте вниз, в фойе. Выйдя из лифта, я почувствовал, что мои ноги по щиколотку тонут в ковровом ворсе.
— Могу я предложить вам ?мотор?, сэр? — спросил швейцар, распахива передо мной дверь.
— Вот спасибо. Щедрый подарок, старина, — искренне поблагодарил его я. — Будем считать, что ты поздравил меня с Рождеством.
Я вел свой ?хили? через весь город к офису шерифа округа. Когда вошел, я увидел за столом поникшую фигуру Аннабел Джексон. Аннабел печатала. Интересно, что это за люди, с которыми Лейверс имел переписку? Может, спросить Аннабел?.. Но, взглянув ей в глаза, я понял, что мы опять не контактируем.
— Доброе утро, сержант, — сказал я приветливо. Полник сделал усилие и приподнял на полдюйма голову. Затем он сощурил свои красные от бессонной ночи глаза и взглянул на меня.
— Доброе утро, лейтенант, — сказал он охрипшим голосом. — Вы всю ночь не спали?
— Да, — сказал я. — Но не зря.
— Держитесь! — воскликнула Аннабел Джексон, не обращаясь ни к кому конкретно. — Вот он, страстный любовник из пентхауса!
— А как идут ваши занятия поэзией? — спросил я ее. — Уже подобрали рифму к слову ?пастушок?? Как, например, вы относитесь к такой: ?Пастушок достал свой звонкий рожок??
Она и бровью не повела. Но не всегда же за ними будет оставатьс последнее слово.
— Да, а что, ты теперь работаешь по воскресеньям? — спросил я ее.
— Шериф Лейверс попросил меня выйти сегодня в качестве особого одолжения, — отрубила она. — И кроме того, мне за это платят.
— Тогда понятно, — сказал я. — Ты на меня злишься за что-то?
— Я? — Она залилась фальшивым смехом. — С какой стати мне злиться на вас? Я прекрасно провела в пятницу вечер, когда вы взяли меня на вечеринку и бросили там. Мне кажется, вы тоже прекрасно провели время в пентхаусах или где там еще. С какой стати мне злиться на вас?
— Я просто так спросил, — неуклюже оправдывался я.
— А я просто приняла решение, — весело сказала она. — Я решила не встречаться больше с пожилыми мужчинами. Отныне я встречаюсь только с мужчинами моего возраста. Где-то лет на десять моложе вас, Эл.
— Ой! — вздрогнул я.
— Давайте прикинем, — сказала она, — вам сейчас около сорока, не так ли?
— И ничего мне не около сорока! — завопил я.
— Неужели? — Она с удивлением заморгала своими невинными голубыми глазками. — Ну на вид-то вам никак не меньше!
— Иногда я вот о чем думаю: на Юге бродит столько симпатичных и толковых цыпочек, — ввернул я. — А их угораздило прислать нам сюда такую недотепу!
— Шериф ждет вас у себя в кабинете, лейтенант, — официально произнесла Аннабел. — Он сказал, что если вы не будете у него к девяти тридцати, то потом можете не утруждать себя посещением его кабинета… А жетон можете оставить прямо здесь. Сейчас уже девять двадцать девять.
— Не спрашивай, по ком звонит колокол… — пробормотал я и нырнул в кабинет Лейверса.