Поколение «все и сразу»
Шрифт:
– Специализируюсь на оценке бизнеса.
– Интересно…
– Но работаю не по образованию, – поспешно уточняет незнакомка. Ее тонкая ручка неуверенно дергается вперед по какой-то ошибке нервов, будто в порыве остановить убегающего… – Сейчас изучаю программирование, уже беру заказы…
– То есть занимаетесь фрилансом?
– В самую точку! – Восторженно подхватывает она, довольствуясь догадливости временного собеседника.
Я ухмыляюсь про себя, ведь фрилансеры всю жизнь казались мне какими-то несуществующими, непонятными, растворенными среди воздуха личностями, борющимися за несущественное, за выдумку, а тут, рядом со мной, неожиданно-негаданно
– Почему же такую профессию в стороне оставили?
– Деньги. Знаете, знания из института не помогли быстро найти работу, которая приносит хороший доход, а работа на самого себя… А это еще и иной стиль жизни: полная свобода, никакого офиса…
– Вы, случайно, не читаете стихи? – Вдруг осеняет меня. Способы заработка –больная тема, о которой и хочется, и не хочется говорить. Если бы только существовал универсальный секрет, дарующий все и сразу…
– И читаю, и пишу.
– Пишите? Правда? – С восторженным удивлением я, почуяв сестру по духу, поворачиваюсь к ней полубоком. Наши колени почти что соприкасаются, и в момент, когда я обращаю на то внимание, меня ни с того ни с сего обдает жаром… Ее огромные карие глаза не оставляют на мне живого места… Исходит от нее какая-то непонятная, теплая, ласкающая энергия, притягивающая и будто бы игриво влюбляющая в себя. Энергия, которой я не противлюсь и поддаюсь. В этой девушке непременно таится некая изюминка, приманивающая тихой мелодией сирены, но никак не показывающаяся…
Людей, страдающих стихосложением, я, начиная с первого курса, встречал чуть ли не на каждом шагу. Я и сам болел этой напастью, однако с годами она постепенно отступила, утратила свое влияние. И сейчас удивился я больше притворно, нежели по-настоящему.
Незнакомка скромно кивает. Разговор с ней тянется в самом тихом, приглушенном тоне, отчего приходится изрядно напрягать слух, чтобы уловить озвучиваемую мысль. Я никогда не любил громко разговаривать в людных местах – огромные скопления обращали меня, как по взмаху волшебной палочки, в настоящую размазню, могущую только лишь мямлить.
– И какие стихи вы пишите?
– У вас не найдется листочек?
Судорожными руками – не знаю, что вдруг заторопило меня, но интуитивно во все горло закричала о том, что медлить нельзя, – акробатически изворачиваясь, я пробегаюсь по каждому карману с мыслью нащупать хоть какой-нибудь клочок. В сумке должны были затеряться тетрадки, но лезть туда, тормошить весь этот хлам… Я разворачиваю паспорт – в обложке исписанная с одной стороны бумажка с физиологическими нормами. Четко помня все цифры наизусть, я храню этот слегка мятый клочок уже несколько лет, с курса второго, с момента, когда только начал работать. Везение, что оборотная сторона чистая. Шариковую ручку я чудом извлекаю из кармана.
Вылавливая мгновения, когда поезд менее всего качался, незнакомка вывела четверостишье, держа бумажку в ладошке, причем идеально прямая спина ее, какая свойственна благородным аристократам, так и не согнулась.
– Вот, – я впиваюсь в написанное, но почек, в котором, однако, проглядываются изящные линии, разобрать не могу. Ну не может же это воплощение святого чуда, придерживающееся всего элитного и эстетичного, так коряво писать! Почерк ее непонятен только из-за условий… Распознав замешательство, девушка наклоняется ко мне и шепчет на ухо. Горячее дыхание обдает меня. Не в силах сосредоточиться, я не слушаю, лишь непроизвольно думаю о ней. Наши
– А что, мне нравится, – задорно комментирую я, скорчив озабоченную мину.
– Я давно уже ничего не пишу, – внезапно оправдывается она, как будто сожалея о показанных строках. – Это старое, почти двухлетней давности. На новое сил не хватает.
– Точно сил? – Хитро подмечаю я, по собственному опыту зная, что проблема выгорания заключается не только в нехватке сил и времени, а, в первую очередь, в утрате интереса. Немыслимо сложно полноценно и мигом позабыть занятие, которое любил, которому выделил сколько-то годов, немыслимо сложно признаться самому себе в том, что интерес к нему окончательно завял.
– Какие интимные вопросы, – слегка смущается она, и щеки ее заметно розовеют, отчего я вдруг раскаиваюсь в шутливо сказанном.
– Да, пожалуй, так оно и есть. Частично.
Стена ее слов обезоружила. Мне нравятся откровенные, наполненные личным, разговоры, и сам я с легкостью раскрываю собственные тайны, но, может, веду себя я так только из-за того, того, что не имею постоянного собеседника, готового с выдержкой выслушать мои переживания, или потому, что не умею хранить тайны, не обладаю чувством собственного достоинства, отчего и разбрасываюсь личным направо-налево, чтобы хоть где-нибудь отыскать приют? Поезд, удерживая внутри железного каркаса человеческую суматоху, в очередной раз замедляет ход.
– Мне пора.
Впереди поджидает станция “Левашово”. Незнакомка поднимается, и тут навылет болезненно пронзает предчувствие, что наши пути вот-вот разойдутся навсегда, нашей забавной встрече вот-вот палач снесет голову с плеч, все старания неловких фраз ее рухнут в небытие, и все, что останется от встречи, это клочок бумажки с четверостишьем и непонятные обрывки воспоминаний, что выветрятся пару дней спустя…
– Подождите, – мысленно я хватаю ее за запястье, и по чуду телепатии она оглядывается на запястье своей правой руки, – какой у вас номер?
– Дайте телефон, – решительно и без промедления требует она, как девушка, всегда знающая, что делать.
Я тут же протягиваю. Стоя в проеме между сидений, она наскоро набирает номер и затем возвращает телефон и с улыбкой на устах.
– Как вас зовут?
– Лариса. А вы…
– Андрей. Очень приятно.
– Да, приятно… До свидания.
– До свидания, – повторяю я, когда девушка уже отходит к дверям, как будто ей вовсе не требовалось услышать ответное прощание. Да и какое же странное ее “до свидания”, отчего же я повторил за ней?
Она вышла незаметно, тихо, сколько бы не смотрел в окно, я так и не заметил ее хрустальную фигурку: она растворилась в толпе призраком с первыми лучами утреннего солнца. Я щурился до тех пор, пока станция не скрылась из виду, а потом, с грустью выдохнув, вновь погрузился в чтиво, которое более не шло… Впереди то там, то тут торчат на окраине города многоэтажки… Глупое, бессмысленное лето остается позади, с каждым километром я все больше отдаляюсь от прежней жизни, беззаботной, лишенной обязанностей, которые поддерживают людское бытие. Впереди поджидает новая глава: сложная, одинокая, с абсолютной ответственностью. Сказки закончились, времени мечтать о миллионах долларах, суперкарах и прочем дорогостоящем более нет....