Поколения
Шрифт:
"Русский - древний язык из группы славянских языков, вместе с так называемыми "английским", "немецким" и "французским" послужил в качестве основы при создании общеземного языка, получившего название "single", в современной транскрипции "сinгl" или "еdinый". В данный момент времени "единый" является официальным языком Консалидариума", - услужливо подсунул подсказку симбиот.
– ...это написано на русском, я даже прочитать могу, "Спасатель-1".
– Верно, - кивнул Тавровский.
– А по другую стену "Спасатель-2", но он поврежден, а этот
– Так, стоп, что за бред, - Максим воздел руки вверх.
– Вы хотите сказать, что эта станция создана людьми... землянами? Но когда? Почему мы о ней ничего не знаем?
– Ну людьми - да, землянами - возможно.... Хотя вот вам еще один кусок пазла....Пойдемте внутрь.
Повинуясь движениям его руки, часть плиток обшивки просто провалилась внутрь, открывая доступ в небольшую шлюзовую камеру.
– После вас, гране, - наигранно поклонился Тавровский, делая шаг в сторону и указывая обеими руками на открывшийся проход.
Внутри челнока было не слишком просторно: ряд из четырех кресел с одной стороны, с другой что-то типа кушетки с высокими бортиками, между ними узкий проход, где едва могут разминуться два человека, кабина на двоих, от салона отделена перегородкой.
– Смотрите сюда.
Ученый склонился над кушеткой и, отогнув часть лежавшего на ней матраца из материала похожего на белый вспененный пластик, указал пальцем на выгравированную на ее гладкой поверхности надпись.
– Реанимационно-поддерживающий комплекс "ЗУВР-11". Пензенский завод медицинского оборудования. СССР. 2475 год, - вслух прочитал Крамов, нахмурился, вопросительно посмотрел на продолжавшего ухмыляться профессора, затем вновь на надпись.
– Такая древняя.
– Больше ничего не смущает?
– саркастически хмыкнул Тавровский, доставая из кармана пачку с сигаретами.
– Сразу видно, что история Земли не ваш конек, господин Крамов, иначе вы бы вспомнили, что в нашей реальности государство под названием СССР прекратило свое существование еще в конце 20-ого века, а в 25-ом веке вся его бывшая территория входила в состав Евроазиатского Социалистического Содружества.
– Вот черт, - только и смог выдавить из себя удивленный Крамов.
– Но полу...
Глухой удар заставил содрогнуться всю станцию, завибрировать переборками, протестующе заскрипеть "костями" шпангоутов и стрингеров, бросил стоявших и не ожидавших подобного людей на пол и стены.
– Твою, что тут происходит!?
– Максим поднялся с пола, потирая рассеченную о край медкомплекса бровь.
– Похоже, нас только что атаковали, - отозвался Тавровский, выплевывая изо рта сломанную сигарету и ощупывая плечо, которым приложился о переборку пилотской кабины.
Со стороны открытого шлюза челнока донесся перезвон пожарной тревоги и перекрывающий его монотонный голос, призывающий членов экипажа сохранять спокойствие и не покидать своих кают и рабочих мест.
Еще один удар, менее ощутимый, но зато вслед за ним где-то в глубинах станции глухо грохнуло, а в открытую
Тавровский неожиданно коротко, но витиевато выругался и, открыв незамеченный Крамовым шкафчик, вытянул оттуда бело-оранжевый скафандр, после чего, стянув с себя комбинезон, принялся спешно в него облачаться.
– Хорошо еще, что мы ради интереса разобрались с их устройством, а то тут с застежками сам черт ногу сломит, - пояснил он Максиму, который уже пару раз безуспешно попытался связаться с "Андромедой".
Максим растерянно кивнул и переключился на Малышева, который ответил практически сразу, сообщив, что с ними все в порядке, но из-за сработавшей автоматики часть дверей оказалось заблокировано, перекрыв дорогу к ангарам, и что они с Дейвом в данный момент пытаются решить эту "небольшую" проблему. Крамов мысленно заскрипел зубами, осознавая, что станция, казавшаяся еще несколько минут назад надежным и долговечным оплотом, теперь медленно, но уверенно превращалась в смертельную ловушку для всё еще остававшихся на ее борту разумников. Он вновь попытался вызвать Терру, но эфир отозвался лишь глухими потрескиваниями.
Неожиданно дежурное освещение внутри челнока мигнуло и погасло, на какое-то мгновение погрузив все в непроглядную темноту, но уже в следующую секунду на потолке ярко вспыхнули световые панели, вслед за которыми зашуршали невидимые вентиляторы, изгоняя проникший снаружи дым и скопившуюся внутри челнока вековую затхлость.
– Товарищ капитан, корабль готов к полету, - радостно доложила Кима, выглядывая из кабины.
Максим удивленно посмотрел на искусственную девушку, затем вопросительно на Тавровского.
– Понятия не имею, мы его не испытывали, - развел тот в ответ руками.
– Хотя с другой стороны Дейв с Фридрихом как-то пытались тут со всем разобраться и пришли к выводу, что никаких проблем с его эксплуатацией быть не должно.
– Так..., - Максим протиснулся мимо профессора, заглянул в кабину и, окинув быстрым взглядом призывно мерцающую экранами и разноцветными огоньками приборную панель, спросил: - Кима, уверена, что сможешь управлять этим корабликом?
– Агась, - кивнула та, одним движением руки опуская развернувшуюся перед ней голографическою клавиатуру на уровень пояса и сдвигая ее немного в бок.
– Управление тут почти как на нашем челноке, даже расположение некоторых приборов похоже. Сейчас проведу быструю диагностику систем, и можем лететь.
– Хорошо, действуй, - сказал Максим и, вызвав Малышева, скомандовал: - Сань, завязывай с дверьми и быстро дуй к нам...
– Терра, Терра, ты меня слышишь!? "Андромеда", прием...
Звук зудел, мешал, призывал вспомнить что-то важное. Терра резко открыла глаза, и повернув голову уставилась на висевшую прямо перед ее лицом гарнитуру, протянулась, чтобы ее взять и в тот же момент мир кувыркнулся, а зависшие в воздухе вокруг нее вещи и обломки пришли в хаотическое движение.