Покорение вершин
Шрифт:
И зачем мне лезть через них, когда можно сделать немного проще… Напряг тот почти не чувствующийся канал, что соединял то ответвление кишечника, где хранилась кислота, и плюнул длинной протяжной струей кислоты в напряженные лица. И тут же размахивая булавой мимо ослеплённых наёмников, стремясь убить колдуна. Колдун сумел выбить из рук у меня оружие неведомым образом, но я хватаю его и (не этой дрыщеватой крысе биться со мной!) впиваюсь клыками в горло, валю наземь, вырывая кусок его глотки.
— Поколдуй ещё…!
Подхватил выроненное оружие и позволил булаве хаотического воина ещё
Внутри строя я, дрожа от ярости и гнева, чувствуя поддержку сзади, кидался на очередного врага, сбивая его на землю, и некоторые начинали молить о пощаде, но не получили ее.
Глава 9
Я готов был петь от радости, которая клокотала во мне, радости битвы и обладания сильным оружием!
Хрипы, стоны, рычание, хруст костей и скрежещущих клыков, последние вздохи и булькающие звуки порванных лёгких.
— Святая задница! — орали где-то люди.
— Примите мою душу… — подвывали в другой стороне.
— Мясо-мясо-мясо! — многократно перекраивало всё яростное шипение других.
— Оба! — удивился я, когда толкочея свела меня нос к носу со знакомой рожей, от которой тянуло тяжёлым сивушным духом, который перекрывал многие другие неприятные запахи, витающие рядом.
— Торкас, скотина, ты ли это!
Распалённый от крови, которой была заляпана вся его морда, он заорал, брызгая слюной:
— Это я отравил ваши запасы еды! Надеюсь, вы пожирали друг друга зимой!
В ответ я просто плюнул кислотой и, пока он орал, пытаясь стереть с участков обнажённой кожи капли кислоты, ударил локтём ему в лицо, роняя под ноги. Занеся булаву, чтобы размозжить его мерзостный череп, увидел траекторию какого-то тролля, что двигался мимо меня, старательно давя моих бойцов. Отвел булаву влево, удерживая её двумя руками, а потом резко выкинул шар-боёк, и тролль наткнулся на него со всего маху. Ощутил толчок, когда боёк врезался в кость, а затем шар прошёл дальше, дробя её. Чудовищный пехотинец этого не ожидал и, покачнувшись, не удержав равновесие, упал, чуть не подмяв меня своей тяжеленной тушей. Он тут же сделал попытку встать… Когда я подтащил к себе булаву и, перехватив, занёс её и несколькими быстрыми ударами расколол его череп. И надо сказать, что череп треснул не с первого удара. И глухой мычащий крик звучал удара до четвёртого.
Я сталкивался со всё новыми и новыми врагами — их морды и лица, искаженные, ревущие, пищащие, сливались воедино в своей ненависти ко мне и моим воинам. Дробил их кости булавой, колол хвостом с зажатым в нём кинжалом, сметая перед собой рядовых и офицеров врага, не делая ни перед кем различия. Возможно, от булавы погиб кто-то и из вождей… Не знаю. Порой сам падал от чьих-то ударов, но булава, будто живая, делилась со мною силами, от которых я вновь вскакивал на ноги. Я бил и бил, бил и бил, и звон смятых шлемов, хруста костей, хрипов сливался в одну сплошную какофонию.
А потом краем глаза заметил, как над полем боя пролетает бочонок… Бочонок?!
Грохот!
Слепяще-оглушающая вспышка даже через щели в шлеме затопила голову, забила органы восприятия, и я полностью потерялся. Страх, чудовищная паника, что кто-нибудь сейчас воспользуется моей беспомощностью и убьёт меня, накрыла разум.
Я бежал, не видя куда, сбивая с ног других, чувствуя, как скользит по доспеху железо, на которое я натыкался, пока сильный удар не опрокинул меня, и я не стал пытаться спрятаться под какие-то тела, где через какое-то время и пришёл в себя.
— Кич, шкура, нашёл момент! — бочонок с толчёным искажающим камнем оказался удивительно сильной штукой.
Когда проморгался, увидел, что лежал под телом человека и двух крыс, и грязь вперемешку с кровью и внутренностями неплохо меня замаскировали. Упоение битвой уже не захлёстывало с головой, жажда крови не туманила мозг. А где булава? Откинул забрало. Среди кровавой грязи и валяющихся вокруг тел слезящимися глазами попытался рассмотреть, но ничего не нашёл. Вытянул чей-то тесак из проткнутого тела крысолопа.
Привстал, вытянул шею, осматривая поле.
А происходило чёрт-те что.
Раскуроченная катапульта. Убегающие в разные стороны от поля крысы, подволакивающий ногу великан, что убегал в другую сторону, но большинство живых, встающих после оглушения, было за нами. Ещё стояли наёмники-люди, к которым прибивались остатки врагов. Однако мы выстояли и явно побеждали, перебив в центре основные силы врагов.
Вот только шевелящаяся земля…
Что?
Из-под земли, из рытвин, что испятнали всю окружающую землю, вылезали лентообразные… Многоножки?
Лентообразные вытянутые тела с многочисленными сегментными усиками, длиною от полуметра до двух метров, они имели окрас от жёлтого до коричнево-красного цвета, с неподдающимися подсчёту количествами пар острых ножек (на самом деле — от 27 до 191).
Они захватывали и удерживали с помощью первой пары туловищных конечностей (ногочелюстей?) в качестве добычи оглушённых воинов, кусали, а потом утаскивали несопротивляющихся в свои подземные норки, не делая разницу между тем, кого им утаскивать — крыс ли, гоблинов, людей, сквигов.
(небольшая особь)
— Камнелазы! Это камнелазы! — орали те, кто проморгался и видел новую опасность.
Собственно, на этом всякое подобие организованного сражения как таковое закончилось.
На меня ещё сдуру бросилась пара обезумевших врагов, и пришлось ещё напоследок разобраться с ними. Одного поймал на замахе, и острое лезвие тесака ударило его в ногу, а лезвие я потащил вверх, разрезая и раздирая кожу доспеха и кожу врага, его мышцы и внутренности, и его горячая кровь потоком плеснула наружу. Он закричал, обдавая меня запахом гнили и гноя. Второй враг уже добежал до меня, и я убил его быстро — удар по шее, отрубая голову, и наконец смог двигаться дальше. Ещё нескольких добили мои бойцы, с визгами налетевшие на них, и изрубили в лоскуты.