Покорение высоты
Шрифт:
Но видимо, сдали у японцев нервы, потому что вскоре пришло другое предложение: снизить высоту с 4 тысяч до 2 тысяч метров, принимая во внимание высокую сейсмичность японских островов.
Николай Васильевич не стал распространяться о том, что главный упор в своей проектной проработке он сделал сначала на сейсмику, а потом уже на ветер силы цунами.
Новое предложение было подкреплено всеми гарантиями, на какие только была способна фирма господина Мицусибы. Сделать из большого малое не составляло для конструктора большого труда, тем более что он не расставался с надеждой поработать вместе с Кендзо Тангэ, к которому относился с большим уважением, как к ведущему урбанисту мира.
Через полгода новая детальная проектная
Лишь три года спустя, в январе 1969 года, приехали к Никитину семь представителей фирмы. С традиционной японской вежливостью они долго извинялись за свое молчание. Но лучше предоставим слово самому Никитину.
Конструктор в частном письме писал: «Приехали в Москву семь японцев. Собираются строить башню 550 метров. Это тот самый их буржуй, который собирался строить 4000 м. Теперь остановились на 550. «Господин Мицусиба уже в возрасте и хотел бы видеть башню при жизни».
Я давал пояснения. Поднимался с ними на башню. Один японец через переводчика: «Мы много о вас слышали, рады увидеться и познакомиться, жаль, что сейчас не можете приехать в Японию для консультации».
Но Николай Васильевич уже потерял всякий интерес к так низко упавшей высоте токийской башни.
Несмотря на обрушившуюся на Никитина мировую славу, он, по свидетельству многих его сотрудников последних лет, так и не научился… быть знаменитым. Достаточно было позвонить конструктору по телефону и попросить о встрече, чтобы услышать: «Жду вас, приезжайте». Он легко откладывал свои дела для другого дела, по при строжайшем условии — чтобы в новом деле была искра творчества.
Пульс истинно творческой мысли конструктор угадывал быстро и радостно. Те, кто видел Никитина за работой, наверное, согласились бы со словами Максима Горького: «Сколько в жизни моей я видел счастливых людей, все они умели и любили работать». Часто создавалось впечатление, что Николай Васильевич черпает в работе какие-то дополнительные внутренние силы, потому что творческий процесс его всегда шел по восходящей липни, если была найдена захватывающая воображение идея. Многие конструкторы видели его сияющее лицо, когда он, отодвигая весь перекроенный чертежный лист, в котором одну чужую, приглянувшуюся ему идею нагружал десятком своих новых, удовлетворенно говорил:
— Дельно мы с вами поработали!
"Я всегда считал своей задачей активное проектирование", — сказал Н. Никитин на защите своей докторской диссертации. 1966 г.
И тогда не было человека счастливее, чем он. Никитин помогал легко и радостно, он из своего опыта знал, как трудно даются изобретателю вселяющие надежду яркие открытия ума. Конструктор заботливо оберегал даже слабый росток самостоятельной идеи и употреблял весь свой талант и авторитет на то, чтобы дать возможность идее прорасти, одеться плотью и долго жить здоровой, продуктивной жизнью. Когда же конструктивная идея, выносимая на его суд, казалась ему вторичной, несамостоятельной, он умел так посмотреть на незадачливого конструктора, что второй раз тот уж к Никитину не подходил.
Для Николая Васильевича не существовало именитых или не именитых инженеров, защищенных ученой степенью или незащищенных. Отношение ко всем было одинаковым и ровным. Он любил повторять: «Рядовых инженеров не бывает!» А в тех случаях, когда инженерная разработка не удовлетворяла его, он добавлял: «Не должно быть».
После башни Николай Васильевич спокойно прошел мимо искушения стать метром, поучающим, изрекающим истины в «последней инстанции». Он считал целью своей жизни активное проектирование.
Авторские свидетельства Н. Никитина
Конструктор не любил раскачек, жалел время на настрой. Он не придумывал для себя стимулов, побуждающих к труду, знал время работы и любил его приближение. Любить начинать означало для него любить действовать. Но бывали и такие минуты, когда он писал: «Всю жизнь старался я сделать что-нибудь интересное, новое, радовался своим успехам. Работал в двух-трех местах, читал лекции, консультировал… и до сих нор от привычки радоваться своей успешной работе избавиться не могу. А радоваться нечему. Все, что я ни изобрету, принимается как должное, и от меня ждут даже гораздо большего, чем я могу дать. Кроме того, на меня легла и большая ответственность. Я никогда не боялся ее. Трудно привыкнуть обыкновенному человеку к высокому положению. Вкусу-то я в нем не нахожу».
Уже не раз это случалось в его жизни: когда нет всепоглощающей работы, Никитину грустно становится жить.
В одном из многочисленных интервью, которые приходилось давать Николаю Васильевичу, корреспондент долго пытался выведать секрет его таланта. Но конструктор само слово «талант» в приложении к самому себе резко отверг. «Если срабатывали какие-то мои личные качества то… осознание важности своей работы для страны, для народа, а затем — труд и труд, любовь к результатам труда, к тому совершенству, о котором мечтаешь».
Это был действительно «неизбывный труд», и нелегко поверить, что такая напряженность и такое обилие труда могут быть человеку в радость.
Совсем немного времени прошло, и вскоре Никитин пишет в Новосибирск свояку и коллеге Б. П. Савельеву:
«…Написал статью о новом классе конструкций — «Полюсные конструкции» (те самые конструкции, способные подвешивать купола к небу, которые башня когда-то властно отодвинула)… статью признали интересной… Конструкции понравились, и мы их применили в нескольких павильонах для выставки [имеется в виду строительная выставка].
Борис! Я тебе первому пришлю экземпляр этой статьи. Вот увидишь, как интересно. Сам на себя удивляюсь».
Высотное здание в Ташкенте выдерживает девятибалльное землетрясение. Спроектирован Н. Никитиным по принципу корабля-катамарана.1970 г.
Чтобы понять радость конструктора Никитина, достаточно сказать, что родилась не оригинальная балка или панель, родился принципиально новый класс конструкций. Это были конструкции будущих дворцов и стадионов под раздвижной крышей, купола планетариев, перекрытия театров и концертных залов. Уже первое применение этих конструкций для павильонов строительной выставки и в проекте перекрытия стадиона «Динамо» открыло Николаю Васильевичу большую будущность конструкций нового класса. Смысл и оригинальность работы этих конструкций состояли в том, что с их помощью общая конструкция здания организовывалась таким образом, что верхнее перекрытие выталкивалось и удерживалось в подвешенном состоянии нижележащими конструкциями. Эффект предварительного напряжения железобетонных конструкций был здесь использован с полной отдачей.