Покоренная судьбой

Рейли Кора

Отец посмотрел на Маттео и жестом пригласил его занять свое место. Маттео шагнул вперед и занял место отца, который повернулся ко мне спиной.

— У тебя было слишком много ударов по голове за эти годы, или ты специально прикидываешься дурачком? — спросил Маттео с жесткой улыбкой.

Под белой футболкой отца вздулись мышцы плеч, а руки сжались в кулаки.

— Ее семья ничуть не веселится. Девушка определенно сказала так, будто ты пообещал ей весь мир, и она практически не смогла отказаться.

Я сузил глаза. —

Это чушь. Я ничего ей не обещал. Она лепетала о том, как ей хотелось бы увидеть меня снова и как наши семьи были бы замечательными вместе. Я проигнорировал ее слова и показал ей, как правильно сосать член, чтобы она заткнулась.

— Зачем ты это сделал? — спросил папа очень низким голосом, снова повернувшись ко мне. Выражение лица мамы в таком случае отражало бы разочарование, но папа был в ярости.

— Чтобы доказать свою точку зрения.

— И что же это было?

— Что она не имеет права судить Марси. Она назвала ее шлюхой.

— Ты вел себя как гребаный идиот. Ты должен был подумать о последствиях, — пробормотал Маттео.

— Дай ее отцу денег и побольше солдат, я уверен, он примет их с радостью.

Маттео захихикал. Отец не выглядел веселым, и его ответная улыбка была хищной.

— Есть только одна вещь, которую он примет в качестве компенсации. Брак.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что отец имел в виду. Я рассмеялся. — Верно.

Папа покачал головой, как будто не знал меня. — Это не шутка. Я сказал ему, что рассмотрю возможность брака между тобой и Крессидой.

Мое лицо вытянулось. — Это не может быть всерьез. Ни за что на свете я не женюсь на этой суке.

Отец снова ударил по шкафчику. Это был уже третий шкафчик, который он так сильно помял, что я сомневался, что кто-нибудь снова достанет из него свои вещи.

— У Антоначи хорошие связи среди традиционалистов. Я отменил эти чертовы проклятые простыни, что вызвало бурю и почти восстание. Ты понимаешь, что произойдет, если я позволю тебе обесчестить дочь капитана, не надев ей кольцо на палец?

— Ну и что? Мы сделаем кровавое заявление и заставим их следовать нашему приказу. Мы Витиелло, мы не подчиняемся ничьим прихотям.

— Ты хочешь, чтобы я убил верных людей, основу нашей Фамильи, потому что ты не смог удержать свой член в штанах? Я был слишком снисходителен к тебе. В этот раз тебе придется нести бремя своих поступков.

Я недооценил Крессиду, ее амбиции и хотел заставить ее съесть свои слова.

Но она повернула все вспять, и теперь я застрял с ней.

— Должен быть способ обойти это, — пробормотал я.

Папа глубоко вздохнул, проведя рукой по своим темным волосам. — Традиционалисты и так чувствуют себя обманутыми. Связь Марселлы с байкером, окровавленные простыни и наша связь с Каморрой — все это было для них непосильной ношей. Это должно стать переломным моментом. Я не стану ослаблять Фамилью кровавым заявлением только потому, что ты терпеть не можешь свою будущую невесту. Крессида станет твоей женой. У тебя есть годы, чтобы свыкнуться с этой мыслью, и ты, черт возьми, свыкнешься, или, клянусь, ты испытаешь на себе весь мой гнев.

Я взглянул на отца. — Да, Капо.

По дороге домой мы молчали. Я пытался найти выход из этой ситуации. Как сказал отец, у меня еще были годы до женитьбы. А до тех пор я должен был найти выход из этой чертовой ситуации. Идея остаться с Крессидой до конца жизни была слишком суровым наказанием за несколько паршивых трахов.

Когда мы вошли в наш особняк в Верхнем Ист-Сайде, мама была в гостиной с Валерио, помогая ему с домашним заданием. Один взгляд на ее лицо сказал мне, что она знает, что происходит.

Папа сказал Валерио, чтобы он ушел. Он поворчал, но послушался. — У тебя большие неприятности, — пробормотал он, проходя мимо меня.

— Спасибо, что предупредил... — я попытался взъерошить его непокорные светлые волосы, но он уклонился от моей попытки. Его рефлексы становились все лучше.

Мама разжала руки, когда папа направился к ней. Он коротко поцеловал ее, и они обменялись несколькими тихими словами. Мама кивнула, но я мог сказать, что она была недовольна.

Мама едва доставала папе до груди, но тем не менее она была его опорой. Она была рядом с ним и поддерживала его решения, даже если не одобряла их. По крайней мере, в присутствии других, даже нас, детей, так было всегда.

Она никогда не противоречила папиным решениям, но ее лицо, когда она смотрела на меня, говорило о ее беспокойстве. Она волновалась за меня. Она всегда хотела, чтобы я женился по любви.

Папа еще раз покачал головой, а затем направился к выходу, очевидно, все еще слишком злой, чтобы долго находиться со мной в одной комнате. Мама проследила за ним взглядом, а затем снова посмотрела на меня. Она тихо вздохнула и направилась ко мне. Остановившись передо мной, она коснулась моей щеки и посмотрела на меня затуманенными беспокойством глазами. — С тобой все будет в порядке?

— С женитьбой на Крессиде?

— Да.

— Конечно. Я всегда знал, что женюсь по тактическим соображениям, а не по любви, — солгал я. По какой-то причине я не мог заставить себя использовать ее как выход из положения. Она была единственной силой на этой планете, которая могла изменить мнение отца, если он был чертовски настроен на что-то, но я слишком восхищался их браком, чтобы вбить клин между ними, — Любовь — для мечтателей или слабаков. Я не являюсь ни тем, ни другим.

— Твой отец — много кто, но не мечтатель и не слабак.