Покоритель джунглей
Шрифт:
— Зачем нарушать покой Нана-Сахиба? Несчастный принц считает, что в пещерах он в полной безопасности. Мы всегда успеем предупредить его, когда опасность станет серьезнее. Вчера вечером Рама-Модели вернулся в Нухурмур.
— Знаю, была его очередь наблюдать за равниной. Он утверждает, что не обнаружил ничего тревожного.
— Это был мой приказ. Вы же знаете, что Нана, такой храбрец на поле боя, дрожит как осиновый лист при мысли, что может попасть в руки англичан. Поэтому я предупредил Нариндру и Раму, чтобы все важные новости они сообщали прежде всего мне. Не потому, что у меня могут быть секреты от вас и Барнетта, а просто из желания избавить принца от ненужных и преждевременных тревог. Он сотни раз предпочел бы смерть тому позорному наказанию, которое ему грозит и напрочь лишит его уважения в глазах туземного населения. Англичане это прекрасно знают.
— По мне так все равно. Черт возьми, убиваться из-за такой чепухи!
— Мой милый Барбассон, вы не принц и не индус, поэтому вам не понять, как сильны предрассудки в этом наивном и суеверном народе. Так вот, я говорил, что Рама предупредил меня о присутствии Кишнайи в Декане. В этом нет ничего удивительного, ибо люди его касты расселились в отрогах этих гор, между Бомбеем и Эллорой. Почему бы ему не отправиться к ним? Приближается великая пуджа — праздник богини Кали, — и ему захочется присутствовать на кровавых и таинственных церемониях, происходящих в это время. Впрочем, не волнуйтесь. Если он обыщет все горы на протяжении семисот — восьмисот лье, от мыса Кумари до Гималаев, то и тогда ему до нас не добраться. Повторяю, нам следует опасаться только собственной неосмотрительности. Нариндра и Рама умрут за меня по одному моему знаку, а что до юного Сами, то самые ужасные мучения не заставят его проронить ни слова.
— А раз сами мы не сдадимся, я начинаю думать, что веревка, которую папаша Барбассон пообещал своему наследнику, еще не изготовлена…
— Мы все болтаем, — сказал Сердар с чувством глубокой жалости, — вместо того, чтобы помочь этому несчастному. Быть может, рана его несмертельна. Помогите мне, Барбассон, перенесем его в шлюпку, ибо день клонится к вечеру, и здесь уже ничего не видно.
Оба нагнулись и подняли тота-ведду, который принялся хныкать и стонать пуще прежнего и отчаянно сопротивляться. Напрасно Покоритель джунглей пытался успокоить его ласковыми словами на различных местных наречиях, несчастный не понимал ни слова. В конце концов он сообразил, что сопротивление бесполезно, и подчинился, хотя порой у него вырывались глухие жалобные стоны, ибо движения носильщиков причиняли ему боль и увеличивали страдания.
Поднявшись на шлюпку, Сердар и его спутник с максимальной осторожностью положили свою ношу на палубу и поспешили отплыть на середину озера, подальше от тени деревьев, чтобы воспользоваться последними лучами солнца. Шлюпка снова встала, и Покоритель джунглей осмотрел рану тота-ведды. Он слегка промыл ее свежей водой, чтобы определить, насколько она серьезна, и с радостью увидел, что пуля, скользнув по ребру, только нанесла царапину. Рана была неглубокой, ибо у бедняги были лишь кожа да кости. В общем, за жизнь несчастного можно было не опасаться, через несколько дней он должен был встать на ноги.
Барбассон принес ящик с лекарствами, Сердар снова промыл рану бальзамом, разведенным водой, сделал компресс из той же смеси и аккуратно закрепил его полотняным бинтом.
Туземец, обладающий слабыми умственными способностями, до сих пор не понимал, какое обращение ему уготовано. Самые невероятные мысли теснились, должно быть, в его мозгу, который вековые страдания низвели до животного уровня. Но когда он почувствовал, что благодаря оказанной ему помощи боль утихает, туземец стал держаться увереннее и уже не смотрел на белых с прежним ужасом.
Покоритель джунглей, закончив перевязку, положил пациента на матрас из морских водорослей и, приготовив легкое подкрепляющее из рома, сахара и воды, протянул его раненому. Пораженный тота-ведда смотрел на него с недоверием, не понимая, чего от него хотят, и начал дрожать снова. Чтобы успокоить его и прежде всего показать, как пользоваться напитком, Покоритель джунглей поднес к губам серебряный стаканчик, отпил глоток и снова протянул его бедняге.
На сей раз несчастный дикарь не заставил себя просить. С легким беспокойством попробовав напиток, он тут же поднес стакан ко рту и осушил его с невероятной жадностью. Затем, схватив руку Сердара, он несколько раз приложил ее ко лбу, несомненно в знак благодарности, и громко разрыдался, словно ребенок.
— Мне больно смотреть на это бесхитростное проявление горя, — сказал Сердар своему спутнику. — Я не могу не думать о том, что перед нами человеческое существо, опустившееся до животного состояния по вине ему подобных. Что же нам теперь делать?
— Не можем же мы взять его с собой в Нухурмур? — спросил Барбассон.
— Никто, — ответил Сердар, — не должен знать, где находится наше убежище. Это недоступное место, которому, быть может, нет равных на свете, было обнаружено совершенно случайно нашим другом, заклинателем пантер Рама-Модели. Впрочем, вы, наверное, уже все знаете от него самого.
— Вы забываете, Сердар, что в течение всей войны за независимость я командовал вашей шхуной «Диана», которая в данный момент поджидает меня в порту Гоа. Бедная «Диана», увижу ли я ее снова? Сражаясь рядом с вами во бремя осады Дели и командуя артиллерией, я виделся с Рамой только мельком. После нашего прибытия сюда вся моя жизнь проходит на борту «Эдуарда-Мэри», и у меня не было случая поболтать по душам с заклинателем.
— Он мог бы рассказать вам об этом в нескольких словах, ибо история одновременно коротка и трогательна. Однажды Рама вместе с отцом охотился в этих горах на пантер. Вдруг он поскользнулся и полетел в пропасть с почти вертикальными стенами, к счастью, поросшими достаточно густым кустарником, чтобы выдержать тяжесть его тела. Он инстинктивно схватился за один из кустов, пролетев при этом метров двадцать.
Прежде всего он криком успокоил отца, а затем тщетно попытался подняться, подтягиваясь на руках и цепляясь за нависшие над ним ветки. Но он мог ухватиться только за их концы, а они никак не могли служить ему надежной опорой. Напротив, при спуске ему было бы легко, повиснув на одном кусте и взявшись за его прочный ствол у самого основания, перебраться на другой. Ему оставался только этот путь к спасению и, предупредив отца, который, замирая, склонился над пропастью, Рама начал опасный спуск. Он не только отличался силой, к счастью, на пути ему попались близко росшие друг к другу пальмы и бамбук. Хватаясь за них, он спустился наконец на землю, неоднократно рискуя сломать себе шею.
Спустившись, Рама решил было, что спасен, но не тут-то было: он оказался на дне огромной конусообразной воронки, причем ее широкая часть образовывала дно ущелья, где он находился.
Напрасно он обошел кругом ее основание, со всех сторон возвышались стены высотой двести — триста метров, образуя с землей острый у юл. Чтобы выбраться из этой тюрьмы, ему нужно было совершить восхождение, подобное только что проделанному спуску. Это место как раз находится у входа в пещеры, его мы и назвали Нухурмурским колодцем.