Покоритель джунглей
Шрифт:
В нескольких шагах от озера, среди густой чащи пальм, бамбуков, псидиумов находилась цепь как бы громоздившихся друг на друга скал высотой в 50-60 метров. Сердар толкнул одну из них, великолепно подогнанную, она легко повернулась на своей оси, открыв вход в естественную пещеру, слегка расширенную рукой человека. Маленький отряд тут же исчез внутри, скала, к которой прикоснулся Сами, вернулась в прежнее положение, и даже самый наметанный глаз не обнаружил бы ничего подозрительного.
Снаружи остался только Барбассон, который должен был по обыкновению отвести шлюпку в маленькую гавань, такую узкую, что ветки деревьев, опутанные лианами и другими ползучими растениями, образовывали над ней нечто вроде свода, надежно укрывая лодку от любопытных взоров.
Пройдя метров двадцать в полной темноте, Сердар и его спутники свернули вправо и вдруг очутились в просторном гроте, великолепно освещенном старинной индусской лампой из массивного серебра с шестью рожками, подвешенной на середине пещеры на цепи из того же металла.
Сердар не солгал, сказав Барбассону, что приготовил заранее это убежище для последнего наследника империи Моголов. Пушистые кашмирские и непальские ковры устилали пол пещеры, вдоль стен, затянутых золототканым бенгальским шелком, стояли широкие роскошные диваны, украшенные подушками разной формы и величины. Мебель и различные вещи, дорогие Нана-Сахибу, были перенесены сюда из его дворца в Биджапуре, который находился всего в пятидесяти милях от Нухурмурских гор. Благодаря почти полной изолированности этой местности, опустошенной во время последних войн маратхов, Нариндра и Рама-Модели, переодевшись в бродячих торговцев, за несколько раз перевезли все эти вещи на спине слона, прикрыв их грубым полотном.
Принц не поверил глазам, когда после бегства, насыщенного волнующими событиями, он вдруг оказался в месте, которое по внутренней роскоши напоминало его дворец.
Другие пещеры, обставленные более скромно, служили пристанищем для спутников принца-изгнанника. Из последнего грота вел коридор, расширенный беглецами, по нему можно было попасть в долину, окруженную отвесными стенами, которую Рама обнаружил с риском для жизни и которую называли Нухурмурским колодцем.
Нана-Сахиб жил здесь уже почти полгода в окружении тех немногих, кто остался ему верен, и англичане пока не могли напасть на их след. Но напрасно долину превратили в дивный сад, напрасно Нана был окружен всем, чего только мог пожелать, напрасно его спутники, несмотря на постигшие принца беды, относились к нему с прежним почтением, какого заслуживает монарх. Жизнь в пещерах Нухурмура был ему тягостна до такой степени, что он отдал бы все золото и драгоценности, которые ему удалось спасти, за открытое и спокойное существование последнего из кули, ибо свобода — главное благо на свете, хотя мы ценим ее только тогда, когда теряем.
В последнее время Нана жил одной лишь мыслью. Сердар пообещал ему отправиться вместе с Барбассоном на поиски какого-нибудь необитаемого острова в район многочисленных островов Зондского пролива и Тихого океана, куда все они переселились бы вместе с ним, подальше от мстительных англичан. С тех пор принц каждый день торопил Сердара, напоминая ему о данном обещании, но Покоритель джунглей решил предпринять столь далекое путешествие, лишь убедившись в том, что, потеряв надежду поймать их, англичане и их многочисленные шпионы прекратили всякое преследование. Пока же не только Нана-Сахиб, но и Сердар, чья слава гремела по всей Индии, не могли покинуть свое убежище — их немедленно узнали бы и выдали врагам.
Глава III
Нана-Сахиб и Сердар. — Серьезный разговор. — Жизнь Барнетта в Нухурмуре. — Орест-Барнетт и Пилад-Барбассон. — Честолюбивые замыслы. — Слава Барнума не дает двум друзьям покоя. — Отсутствие Нариндры. — Грустные мысли. — Барбассон-лингвист.
Когда Сердар вошел в грот, принц с задумчивым видом курил трубку, расположившись на диване. Шум вывел его из состояния глубокого оцепенения, и он бросился навстречу Покорителю джунглей.
— Как я счастлив, что вы вернулись, сахиб! — принц всегда обращался к нему только так. — Сегодня вы так запоздали, что я начал бояться, не случилось ли с вами какой-нибудь беды.
— Нас задержало одно маленькое приключение, принц, к счастью, совсем неопасное. Но мы вынуждены были привести с собой нового постояльца, который, пожалуй, доставит нам кое-какие хлопоты.
В двух словах Сердар рассказал Нана-Сахибу о случившемся.
Тота-ведда, которому сняли повязку, немедленно упал к ногам Покорителя джунглей, в котором он, казалось, признал хозяина.
— Дай Бог, чтобы вам не пришлось раскаиваться в его спасении, — заметил Рама. — Я знаю людей этого племени, у них нет чувства меры, они либо злобны и дики, как звери, либо добры и привязчивы, как собаки, и так же верны своему хозяину.
— Вы знаете, что говорит наш божественный Ману? — ответил Нана-Сахиб. — «За всякое добро владыка вселенной воздает по заслугам».
После нескольких минут разговора Сердар попросил у принца разрешения удалиться вместе со своими спутниками, всем им было необходимо подкрепиться, а затем, учитывая позднее время, отправиться на покой.
— Всегда один! — с грустью прошептал принц, склонив голову в знак согласия.
Кастовые предрассудки категорически запрещали ему есть вместе с Нариндрой и Сами, ибо они были не его касты, и с европейцами, поскольку те были не его расы.
Славный Барнетт целый день охотился в верхних долинах, где мог предаваться любимому занятию с полным спокойствием, ибо туда не рискнул бы пробраться ни один шпион. Боб вернулся с двумя оленятами, он насадил их на вертел и следил за приготовлением жаркого с заботливостью истинного гурмана. Мясо было уже готово, и Барнетт принялся ворчать, недовольный опозданием Сердара, но возвращение друзей немедленно вернуло ему хорошее настроение.
Боб вел здесь жизнь в полном соответствии со своими вкусами: он охотился, ловил рыбу, занимался приготовлением самых невероятных блюд благодаря всевозможным консервам, которых было полно в Нухурмуре, теша этим себя и своего друга Барбассона. Он почти не жалел о великолепном дворце в Ауде, откуда его бесцеремонно выгнал некий капитан Максвелл во время захвата королевства лордом Дальхузи, генерал-губернатором Индии. Более того, ненависть его к означенному капитану день ото дня слабела. Не то чтобы он вовсе отказался от мысли при случае отомстить капитану, но заговаривал об этом больше по привычке, ибо в данный момент желать ему было просто нечего: каждый день свежая дичь, великолепная озерная форель, тропические фрукты в изобилии, среди консервов — паштеты из гусиной печенки, норвежские анчоусы, оренбургская икра, семга из Сакраменто, Йоркская ветчина и так далее. Список был слишком велик. Добавьте к этому лучшие французские, венгерские, рейнские вина, многочисленные ящики с портером и светлым пивом, специальную полку, отведенную под ликеры, где «Вдова Амору» из Бордо соседствовала с шартрезом, и вы поймете, что Барнетт, сибаритствуя, наслаждался покоем, который не надеялся найти в другом месте.
У него ни в чем не было недостатка, даже в дружбе, на которую боги так скупы, что она встречается в нашем грешном мире лишь в виде исключения. И меж тем Барнетт встретил Барбассона, подобно тому, как Барбассон встретил Барнетта. Они прекрасно дополняли друг друга, и посмотрите, сколько у них было общего, как они были похожи! Оба родились в морских портах, один — в Марселе, другой — в Нью-Йорке. Когда один заговаривал о Канебьер, другой — о Бродвее. Обоих примерно в одно и то же время выставили из дома отцы, сопровождая расставание хорошими пинками под зад. Оба получили от обожаемых родителей предсказание, что их либо расстреляют, либо повесят. Заметьте, что для этого у них были все возможности, достаточно было только совершить маленькую прогулку по равнине и навестить англичан. Оба бродили по свету и перепробовали самые разные профессии: если один мог вырвать зуб за тридцать пять секунд, то другой умел за двадцать пять минут поставить новые подметки. Если Барбассон был адмиралом без флота Его Высочества имама Маската, то Барнетт был генералом артиллерии без пушек бывшего раджи Ауда… Мы могли бы продолжать бесконечно, если бы хотели перечислить все черты сходства двух выдающихся личностей. Добавим к этому лишь одно их качество — верность в беде. Конечно, нынешнее положение их устраивало, да они и не могли выйти из Нухурмура, не рискуя жизнью, — предсказание их отцов грозило сбыться. Но разве на этом свете существует совершенство? Во всяком случае, у них было одно неоспоримое достоинство — отчаянная храбрость. Конечно, сами они не лезли в пекло, более того, предпочитали вовсе не встречать опасность на своем пути, но когда их вынуждали обстоятельства, они сражались геройски. Чего же еще можно было от них требовать?
Их связывала столь тесная дружба, что Барбассон-Орест не мог обойтись без Барнетта-Пилада, и наоборот. Они наслаждались жизнью, ничуть не заботясь о завтрашнем дне. Это были два самых счастливых человека во всем окружении Нана-Сахиба. Сильное влияние на них оказывал Сердар, которому они были безгранично преданы и ради которого готовы были пойти в огонь и в воду, при условии, однако, что огонь и вода будут под рукой.
Существовало тем не менее одно соображение, омрачавшее их блаженство, оно свидетельствовало о том, что в этой жизни — увы! — полное счастье невозможно. Могло случиться так, что, несмотря на преданность друзей и принятые меры предосторожности, в один прекрасный день Нана-Сахиб попадет в руки англичан. Оба друга не сомневались, что им удастся бежать, но что станет с ними после того, как они познали сладость безмятежного, мирного существования? Им была вовсе не по вкусу перспектива прежней, скитальческой жизни. Конечно, Барбассон всегда мог вернуться в Маскат, но, во-первых, казначей имама забыл заплатить ему жалованье за те два года, что он провел на службе у Его Высочества (Барбассон, правда, выправил положение, увеличив на пятьдесят процентов таможенную пошлину в свою пользу), а во-вторых, место его могло быть занято: как известно, признательность сильных мира сего так недолговечна, так ненадежна. Разумеется, Мариус Барбассон совмещал должности адмирала и придворного зубного врача, но поскольку последний зуб он вырвал имаму за неделю до отъезда в Индию, ему не приходилось рассчитывать на острую зубную боль, чтобы восстановить свое влияние. Поэтому оба приятеля постоянно ломали себе голову над решением этой сложной проблемы. Они думали над этим уже не первый месяц, когда однажды Барбассон в костюме Архимеда ворвался в грот, где спал Барнетт, и закричал, словно сумасшедший: